Только в труде

Беседу вела Ольга СОЛОМОНОВА.
ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ: КАК КУЛЬТУРУ ВОЙНЫ ВЫТЕСНИТЬ КУЛЬТУРОЙ МИРА?
Если после фамилии Айтматова поставить тире, то дальше можно
долго перечислять все его звания, премии, награды, общественные и
государственные посты. Главное же все-таки то, что Чингиз
Айтматов - один из крупнейших писателей нашего времени. По данным
ЮНЕСКО, произведения его переведены и изданы на 154 языках.
70-летие Чингиза Айтматова (12 декабря 1998 года) уже отметили в
Турции, Индии, Японии, Франции, Германии, Великобритании, России
и в Бельгии, где он представляет Киргизскую республику в качестве
чрезвычайного и полномочного посла. А в конце мая юбилейные
мероприятия прошли на родине писателя, в Киргизии. В Бишкек
приехали многочисленные гости, иностранные делегации.
Конференции, выставки, торжественный вечер, награды, речи...
Только в эти дни юбиляру подарили столько картин, национальных
халатов и ваз с его портретами, что хватило бы для музея.
Впрочем, на мой взгляд, лучшими подарками, причем не писателю,
а киргизскому народу стали парк скульптур по мотивам произведений
Айтматова перед Киргизским госуниверситетом и новые собрания его
сочинений на киргизском и русском.
Продолжился праздник в Таласской области, в родном аиле
писателя - Шекере, расположенном у подножия Манасских гор. Но в
нем уже принимали участие в основном местные жители. Из столицы
приехали только сам писатель с женой и родственниками, супруга
президента Майрам Акаева да несколько гостей и журналистов.
Удалось попасть в этот узкий круг и корреспонденту "Труда". Скажу
сразу: пышных восточных застолий не наблюдала. Все было довольно
просто. А жена Чингиза Торекуловича Мариям рассказала мне, как он
не хотел больших юбилейных торжеств, считая, что в сегодняшние,
столь трудные для Киргизии времена, когда многие его земляки
живут очень тяжело, а порой просто бедствуют, они будут
неуместны. Даже собирался отменить поездку в Талас.
- Некоторые полагали, - сказал Айтматов в начале нашей беседы,
- что в моем селе поставят 70 юрт, зарежут 70 животных и мы будем
варить 70 котлов с мясом. Но все здесь было скромно и достойно.
Душа моя в этом смысле спокойна.
- Вы ожидали, что столько людей придет встретиться с вами? Их
ведь было очень много.
- Встречи в Таласе и Шекере были просто поразительны. В селе
буквально весь народ пришел, от детей до дряхлых старушек. Может,
она вообще не выходит из дому - передвигается с трудом, опираясь
на палку, - все равно пришла. И начали они напоминать мне:
помнишь тот случай, помнишь такого- то? Для них я нечто свое. По
дороге в Шекер я вспомнил, как в здешнюю школу, где я учился в
шестом классе, пришли трое наших стариков. Было это в 1942 или в
1943 году. Они сказали: дети, времена сейчас сами знаете, какие -
все на фронте, сельсовет уже месяц на замке. А так жить нельзя,
кто-то должен быть секретарем сельсовета. И, обращаясь уже ко
мне, объявили: "Мы знаем, что ты лучший ученик и по-русски хорошо
говоришь, вот и будешь секретарем". Учительница дала согласие на
то, что я оставлю учебу, меня отвели в сельсовет, дали ключи, и
началась для меня новая жизнь.
Однажды я вез сдавать деньги на почту. По дороге вдруг слышу
странный детский плач - кричит, пищит ребенок. Свесился с коня,
раздвинул камчой кусты, смотрю: змея душит маленького зайчонка.
Хлестнул плеткой, она уползла, а зайчонок сидит такой бедный,
несчастный. Я взял его и положил себе за пазуху. Он притих, я
даже забыл про него. Приехал на почту, сидим с женщиной, русской,
кстати, пересчитываем деньги. И вдруг она как закричит!
Оказывается, этот зайчонок выскочил у меня из-за пазухи и
полез на ее голые ноги. Деньги она все бросила, ругает меня: ты
такой дурак, ты играешь с зайчиком, кто ж тебе доверил такую
службу, я вот расскажу начальству, какой ты работник...
Здесь была своя атмосфера, жизнь, наполненная поразительными
для меня событиями. Конечно, случались и смешные эпизоды, но в
целом времена тогда были очень трудными и суровыми. Например,
мне, 13-14-летнему пацану, приходилось как секретарю сельсовета
вручать односельчанам - старикам, женщинам - извещения о гибели
их сына, отца или мужа на фронте. Иногда это вызывало такой
эмоциональный взрыв горя, беды, гнева, что на меня, принесшего
страшную весть, набрасывались с кулаками, а одна женщина даже с
палкой за мной гонялась... Так я работал два года. А в 45-м мать
сказала, что война уже кончается, я должен продолжать учебу. И я
пошел в седьмой класс...
- Два года назад, когда вышла ваша последняя книга, написанная
вместе с известным казахским поэтом Мухтаром Шахановым - "Плач
охотника над пропастью" - вы рассказывали мне об идее своего
нового романа. Сейчас уже публикуются отрывки из него, известно
название - "Реквием улетающей стаи". Когда же читатели смогут
прочесть весь роман?
- К великому моему сожалению, не могу точно сказать, когда это
случится. Я готов буквально сейчас сесть за стол и продолжить
работу над ним. Но жизнь каким-то невероятным образом все время
подставляет мне ножку. Только я завершу одно дело и собираюсь
вернуться к письменному столу, возникает другое дело, которое
трудно отложить, трудно отказаться. Так было все последние годы.
Творчество требует, как известно, уединенности, а это часто не
совпадает с моими обязанностями посла, общественными делами.
В новом романе я рассказываю о судьбе женщины в период от
военных времен по сегодняшний день. Естественно, это не очень
молодая женщина, которая живет на этой земле, в Киргизии, имя я
пока скрываю. Через ее жизнь и судьбу я пытаюсь проследить все
наше время.
- Это будет эпическая вещь - о социализме, сталинизме,
перестройке?
- Достаточно эпическая. Социализм? Да, конечно, ведь моя
героиня именно тогда возникла как личность. Сталинизм - по
касательной, как он отразился на ее судьбе. А современность - уже
новый этап. Пришли другие поколения, иные времена, и тот героизм,
который эта женщина исповедовала, облаготворяла, теряет свою
силу, взгляды меняются. Например, сейчас культура мира, которую я
сам пытаюсь проповедовать, это уже иной подход.
Что, скажем, для меня Александр Матросов? Мне его жалко. Не
могли бы мы так соорудить судьбу мира, чтобы Матросов не бросался
на амбразуру, а остался бы жив? Потому что каждому человеку дано
очень ограниченное время жизни. А когда его убивают в молодости,
это преступление. Поэтому хочу сказать нынешним молодым людям:
прежде всего боритесь против войны. Если она начнется, то вся
молодежь станет ее жертвой, а люди, которые сидят в штабах,
президенты и прочие идеологи, так и будут там сидеть, их это не
коснется.
- Уже идет война на Балканах. И как, например, бороться с
бомбежками НАТО?
- Конечно, бомбежки отвратительны. Но то, что делают эти люди,
которые напрочь изгоняют целые народы, не менее страшно. В
ситуации с Югославией не стоит думать, что одни правы, а другие
нет. И то, и другое преступно. Думаю, что сейчас, на пороге ХХI
века, главная задача и миссия интеллигенции - бороться против
всего, что предшествует войне, подталкивает к ней, провоцирует
ее. Ведь "культура войны" необъятна, она присутствует везде и
всюду, начиная с игрушечных детских пистолетов. Эта культура
могущественная, вездесущая во все времена. Например, киргизский
эпос "Манас" или русские былины. С чем они связаны?
Обязательно есть герой, непременно он где-то сражался, кого-то
побеждал. Как эту глобальную культуру войны заменить, вытеснить
культурой мира? Сможем ли мы отказаться от этих прототипов и
найти иных героев в своем обозрении?
- Каким же, по-вашему, может быть будущий герой?
- Как раз через судьбу своей героини я пытаюсь это осмыслить,
через ее сегодняшнюю катастрофу. Ее любимый, да все, с чем она
связывала свою жизнь, было брошено туда, в топку героизма,
самопожертвования. Но она находила этому оправдание - была война,
необходимость. А теперь выясняется, что это не совсем так. Я
думаю, этот вопрос стоит сейчас перед многими людьми. Мы привыкли
жить образами войны, романтикой героизма.
Попробуй - откажись. А что взамен этому героическому образу?
Всюду стоят памятники героям революций, гражданских, национальных
войн. Чей, например, памятник на Манежной площади? Маршалу
Жукову. Ясно, он заслужил, это пусть остается. Но сможем ли мы
начать новую историю и, отказавшись от старых кумиров, найти
иные?
- Перековать мечи на орала?
- Главное - перековать их в сознании народа. Если мы, я имею в
виду человечество, сможем это преодолеть в себе, значит, откроем
новый путь развития. Не сможем - будем продолжать, как сейчас в
Европе, гнать и уничтожать друг друга.
- Как велико здесь влияние религий?
- Тема нынешних религий - очень серьезная вещь. Там многое
таится. У меня есть друг, который построил в своем дворе два
небольших храма - мечеть и церковь. А может, он и буддийский храм
построит. То, что он делает, - это выражение культуры мира. Но
меня беспокоит, не поплатится ли он чем-то за это. Ведь если
придут мусульмане, то скажут: ах ты такой- сякой, почему рядом с
мечетью поставил церковь? Христиане придут - то же самое могут
сказать. Потому что религии нетерпимы и эгоистичны. Как добиться,
чтобы они пришли к выводу: не противопоставлять, не изгонять друг
друга? Чрезвычайно сложная проблема. Поскольку у каждой религии
свои аргументы, свои оправдания, свои знатоки, толкователи и
фанатики.
Каждая религия сама себя боготворит и не уступит ни пяди
духовной или материальной.
- Но вернемся к литературе. Вашу раннюю повесть "Джамиля"
французский писатель Арагон назвал "самой прекрасной повестью о
любви". Любовь активно присутствует и в других ваших книгах. Но
почему она всегда так драматична?
- Без любви, мне кажется, творчества вообще быть не может. Это
самый главный его движитель. Великая живопись вся пронизана
любовью, и даже такая морально-назидательная, как религиозная,
все равно обращена к Богоматери. А поэзия вообще без любви
немыслима. Для меня любовь - изначальный фактор в творчестве. Но
истинная любовь всегда мучительна и часто кончается трагедией.
Для поэта, писателя переживаемое в жизни чувство любви - источник
вдохновения, которое рождает порой великие строки.
- И например, цикл стихов Константина Симонова, обращенных к
актрисе Валентине Серовой, поднял его над уровнем в общем-то
довольно среднего поэта. Но любовь, счастливая ли, драматическая,
случается, видимо, не однажды? И свою замечательную жену Мариям
вы встретили после того, как трагически умерла ваша возлюбленная,
звезда киргизского балета Бюбюсара Бейшеналиева...
- Да, было, все было... Конечно, я не из тех сердцеедов, у
которых на смену одному роману тут же следует другой. Но
наступает такая пора, когда что-то меняется в окружающей жизни, в
тебе - в восприятии, психологии. И встречаются новые люди,
которые становятся для тебя новыми открытиями.
- Что это за пора такая?
- Зрелость...
- В своем докладе президент Аскар Акаев отметил, что ваше
творчество достигло мировых вершин благодаря "великому русскому
языку и русской литературе". Что вам ближе всего в русской
литературе?
- Для меня вся русская литература, особенно классика и
литература периода перестройки, оттепели - это свое, родное.
Конечно, западная литература тоже имеет свои ценности, но мне
ближе наша, русская.
- Раньше на всей "шестой части суши" читатели считали Чингиза
Айтматова своим, советским писателем. А теперь каким писателем
вас называть?
- Очевидно, русскоязычным.
- Слово какое-то холодное.
- А куда деваться? В одном случае я русский, в другом -
киргизский. Называйте русским. Если я пишу на русском языке, то
почему нет? Фазиля Искандера каким писателем считать - абхазским?
Наверное, надо нам какую-то общую кличку найти. Может, просто:
писатели нашего времени, нашей эпохи.
- А что вы думаете о современной российской литературе? Я
слышала, вы не любите, например, Виктора Пелевина.
- Не то что не люблю. Если серьезно, то, дай им Бог, пусть
разрабатывают свою новую стезю в литературе Ерофеев, Пелевин,
другие. Но мне их изыски холодного ума малоинтересеы. Наверное,
это не делает мне чести. Может быть, наступает такая пора, когда
мышление человека, его литературное восприятие тоже меняются. И
возможно, получится так, что они станут наиболее актуальными, а
мы окажемся уже где-то в архиве. Вполне вероятно. Ну и что же? Я
могу это предполагать, но вовсе не собираюсь себя изменять в этом
смысле, пытаться как-то перестроиться. Нет, я буду идти по той
дороге в литературе, которая для меня естественна. У нас пока еще
сохранено эпическое повествование - с сюжетом, с событиями, с
героями, с переживаниями и т.д. А новые, так сказать, гении пусть
творят свое. Я к этому отношусь с пониманием.
- И последний вопрос, Чингиз Торекулович. Из благополучной
Бельгии, где вы живете последние годы, хорошо ли видны трудности
и проблемы людей в Киргизии?
- Знаю, тяжело жить. Но во время поездок, встреч у меня
родилась надежда. Люди сейчас изменились духовно, и я
почувствовал, что они могут стать творцами новой истории. И
здесь, на своей земле, они создадут новую страну. Я увидел, как
ведет себя молодежь, слушал, что она говорит, как думает. Это
дает надежду. Года два назад я такого не наблюдал.




08-06-1999, Труд