Экстремизм на пороге нашего дома

МИХАИЛ КРАСНОВ.
Бывший министр юстиции Павел Крашенинников, следуя моде
последних лет, представил себя жертвой Кремля, который-де
"выкручивал ему руки", дабы тот нашел способ для запрета КПРФ.
Лукавит экс-министр. Ему поручалось "чуть-чуть" другое:
организовать действенную систему, которая бы вымела экстремизм на
политическую обочину. Ведь это необходимо стране. Экстремизм в
политике наносит удары не по "режиму", а по российской
государственности. Когда призывы к вражде - социальной,
национальной или религиозной - становятся нормой, тогда неизбежно
появляются фанатики, которые хотят быть радикальнее своих
идеологов (последние всегда уходят от ответственности под тем
соусом, что они всего лишь высказывают личное мнение); в обществе
сгущается атмосфера нетерпимости. А следовательно, все менее
устойчивой становится политическая система; насилие
воспринимается как допустимый и даже наиболее предпочтительный
метод достижения целей; наконец, истончается та оболочка, которая
отделяет нормальное общество от порога гражданской войны. События
в разных постсоветских республиках, в том числе у нас, в
частности на Северном Кавказе, убедительно доказывают это.
Уж не знаю, от сочувствия или от страха перед радикалами
(чиновники нынче прекрасно понимают, что Кремль способен лишить
их, самое большее, должности, а вот если "непримиримая оппозиция"
придет к власти, можно лишиться свободы, а то и жизни), однако
экс-министр лишь симулировал борьбу с экстремизмом. Самые большие
его "достижения" - проект закона о борьбе с политическим
экстремизмом, который, правда, если будет принят, только
затруднит противодействие ему, да "плановая проверка"
деятельности КПРФ, "не выявившая нарушений", что естественно,
поскольку проверяющие, следуя известному анекдоту, искали не там,
"где потеряли", а где было "светло".
Должность министра - политическая и, следовательно, требует
понимания принципиальных государственных задач, выстраивания
стратегии развития в своей сфере и активного использования
властных рычагов. Если бы все это было в руководстве Минюста, да
и Генпрокуратуры, то проверяющие должны были бы в рамках Закона
об общественных объединениях системно проанализировать документы
и высказывания как деятелей КПРФ, так и более радикальных
коммунистических организаций - от Анпилова до Тюлькина.
Достаточно, например, было перечитать хотя бы листовки 1996 года,
материалы 4-го съезда КПРФ 1997 года, лозунги на коммунистических
митингах и прочее, чтобы увидеть в них почти не замаскированные
призывы к насильственному свержению конституционного строя, к
разжиганию социальной розни, достаточные для постановки вопроса
об ответственности подобных организаций:
Мы перешли к новому социально-политическому строю исторически
так тихо, будто благополучно завершили одну пятилетку и начали
другую. А ведь на самом деле произошло чудо: Россия спустя почти
80 лет получила шанс восстановить свою разрушенную большевиками
государственность. Мы все спорим, обретет ли душа Ленина покой,
если его тело по-человечески предать земле. Но почему мало кто
беспокоится о душе Родины? Мы ищем национальную идею. Но в том
идейном болоте, которое разлилось у нас в стране (сегодня,
например, только по лицам участников приходится догадываться,
чего можно ожидать от того или иного "избирательного блока"),
нельзя отыскать ее хотя бы потому, что никто не знает,
восстановили ли мы российскую государственность или только
видоизменили государственность советскую:
Давайте на минуту представим, что после разгрома гитлеровского
рейха события в Германии шли бы тем же чередом, что и у нас. Что
нацизм, бывший государственной идеологией, не был бы объявлен вне
закона. Что национал- социалистические функционеры спокойно
выставляли бы свои кандидатуры на парламентских выборах и
претендовали на высокие должности. Что фашистские идеологи
созывали бы митинги, на которых клеймили оккупационный режим, а в
те годы он действительно был таковым в Германии. Наконец, что
бывшие партайгеноссе с негодованием бы говорили:
"непатриотично оплевывать нашу историю. И с 1933-го по 1945
год было много достижений". Смогла бы тогда Германия стать
процветающим демократическим государством? Смог бы ее народ
искренне раскаяться и тем самым очиститься от нацистского дурмана
и поставить крест на прошлом? Смогла бы эта страна остаться до
сего дня особо чувствительной к любого рода экстремистским
выходкам?.. То-то и оно.
Человеку не так важно, под каким соусом власть растаптывает
его достоинство и лишает естественных прав - чтобы бороться с
неполноценными расами или с неполноценными классами.
Тоталитаризм, в Германии ли, в СССР или где-то еще, всегда
остается тоталитаризмом. Но у нас дальше публицистических
обвинений тоталитарного режима дело не пошло. Потому закономерным
было половинчатое решение Конституционного суда по делу КПСС.
Потому и сегодня запрет КПРФ сам по себе ничего не даст. Россия
остро нуждается в обретении своей государственной основы. Мы ведь
тоже побежденная страна, хотя и выиграли вторую мировую войну. Но
нас победила сама советская власть - насилием и духовным
порабощением. 25 октября (7 ноября) 1917 г был днем не просто
государственного переворота. Это стало днем уничтожения всей
предыдущей российской государственности. Большевики с гордостью
говорили о полном отречении от нее, говоря, что будут строить
совершенно новое государство. И они привели этот приговор в
исполнение, начав с того, что одним декретом отменили весь,
буквально весь корпус законодательных актов России, официально
установив тем самым режим беззакония. И этот режим вовсе не был
впоследствии легализован советскими законами. В тоталитарной
системе они так же были похожи на нормальные законы, как
советские "выборы" на истинные выборы.
Однако после краха режима так и не была дана официальная
правовая (подчеркну, правовая, а не политическая) его оценка,
оценка всего периода беззакония, начавшегося, кстати, даже не с
25 октября, а со 2 марта 1917 года. Возможно, Учредительное
собрание, собравшееся в январе 1918 г , дало бы правовую оценку
обстоятельствам отречения императора и последовавших за этим
событий. Тогда бы наша история вновь вошла в нормальное, а
значит, законное русло. Но большевики разогнали и "учредилку",
как они сами выражались. И на земле бывшей великой России
восторжествовал на многие годы беззаконный, преступный по самой
своей сути режим. Стоит ли тогда удивляться, что сегодня вовсе не
считается антиконституционным ставить целью восстановление
советской власти. Вот и недавно прошло сообщение, что возникла
новая КПСС - пока всего лишь "Коммунистическая партия советского
Ставрополья", которая хочет бороться за восстановление советской
власти, считая, что КПРФ слабо выполняет такую роль. Стоит ли
удивляться, что КПРФ дрейфует не к социал- демократии в
европейском значении этого слова, а, наоборот, все более
радикализируется.
Отсутствие правовой оценки сути советской власти и ее идейной
опоры - ленинизма как учения, ничего общего не имеющего с учением
о справедливости, равенстве и братстве, лишает Россию той
необходимой грани, которая наконец четко отделит конституционный
принцип идеологического многообразия от легального политического
экстремизма, ведущего страну в пропасть. Недавно я писал в
"Труде" об отсутствии у нас культуры компромисса. Но компромиссы
возможны и даже необходимы, когда речь идет о рамках Конституции.
С антиконституционными силами компромиссы опасны. Власть и
общество, конечно, могут смотреть на экстремизм как на экзотику.
Однако вспомним, что в свое время всерьез не воспринимали ни
фашистов, ни большевиков. А у нас к тому же нынче прекрасно
чувствуют себя и те, и другие. Так вот: либо государство выполнит
свой долг и в ходе тщательно подготовленного, строго правового
процесса назовет вещи своими именами, официально установит
правопреемство с исторической Россией, и тогда мы обретем ту
духовную и правовую основу, которая избавит нас от
государственной шизофрении, - либо беспорядочность, раздвоенность
в политике, экономике, а главное, в головах будет усугубляться,
ведя к новой катастрофе...




03-09-1999, Труд