Идем в гости

ИМ ВОСТОРГАЮТСЯ ДАЖЕ КОЛЛЕГИ.
ПЕРЕД "БАНДИТОМ с балалайкой" снимали шляпу иегуди
Менухин и герберт фон Караян.
На пороге дома меня встретила молодая очаровательная супруга
Михаила Федотовича - Надежда Ивановна. Восемь лет назад он овдовел
и вот недавно женился. "Смотрите, какую я прелесть нашел", -
сказал, знакомя нас, Рожков... В тесноватой прихожей стоят два
велосипеда. Но до предстоящего вскоре юбилейного вечера в
Концертном зале имени Чайковского велосипедные прогулки
отменяются, как и прочие рискованные спортивные занятия, чтобы
случайно не повредить пальцы. Обычно же Михаил Федотович купается
вплоть до зимних холодов в озере, а когда оно замерзает - в
бассейне. И обожает ходить на лыжах.
Есть люди, которые и в 80 лет не теряют красоты и
привлекательности. Но у Рожкова, помимо этих достоинств,
сохранилось бесценное для музыканта свойство - беглость и
гибкость пальцев, которая поддерживается ежедневными 5-часовыми
(!) упражнениями. И еще: мне кажется, не сохрани он юношеский
интерес к жизни - и талант, и щедрость, с какой он дарит его, уже
давно бы зачахли.
Я познакомилась с Михаилом Федотовичем два года назад во время
поездки к сибирским нефтяникам с благотворительными концертами.
За сутки Рожков выступил перед тремя абсолютно разными
аудиториями - пенсионерами, детьми-инвалидами и
нефтяниками-буровиками. Везде - буря оваций, всюду слушали его
игру и рассказы, пересыпанные частушками собственного сочинения,
затаив дыхание.
Однако у музыкантов справедливо считается самым сложным, даже
почти невероятным вызвать восторг коллег Рожкову удалось и это -
о чем свидетельствуют хотя бы фотографии и дарственные надписи на
них, в обилии украшающие стены квартиры Михаила Федотовича. Вот
одна из них:
"Музыканту, воплощающему в себе русскую душу, Михаилу Рожкову,
благодаря которому я пережил самое волнующее событие в моей
жизни!" И подпись: Иегуди Менухин.
- Михаил Федотович, ваша карьера на удивление быстро приняла
"звездный" характер. Если не ошибаюсь, это случилось сразу после
войны?
- Я был демобилизован в июле 1946 года и сразу стал работать в
Москонцерте. Меня случайно услышал Леонид Осипович Утесов и
высоко оценил мою игру. Он дал номер телефона некоего Аркадьева,
который устраивал "левые" концерты артистов. Когда я ему
позвонил, тот спросил: "У вас есть сегодня концерт?" - "Нет". -
"Запишите: сегодня вечером у вас два выступления". Первый был в
центральном клубе на Лубянке. У меня волосы встали дыбом, ведь
четыре моих брата сидели в ГУЛАГе (всего нас было восемь, я -
младший)... Второй концерт - в Прокуратуре Союза ССР. У меня
волосы снова дыбом. Все это означало, что я и мой гитарист
Георгий Миняев заброшены на самую высокую орбиту... Как-то раз
должна была состояться встреча со знаменитым скрипачом Иегуди
Менухиным в Золотом зале Дома дружбы на Калининском проспекте.
Ломали голову, чем же его можно удивить. И Михаил Иванович
Чулаки, директор Большого театра, предложил: "Давайте покажем
Менухину этого бандита с балалайкой".
- Почему "бандита"?
- Так меня называла, любя, Елена Фабиановна Гнесина - видимо,
имея в виду лихость моей игры, да и живость нрава: И вот в
назначенный день после двух сыгранных концертов приезжаю в Дом
дружбы. Все сидят за столом. Два стула - для нас с Миняевым. Мы
сыграли "Старинный романс".
На таком нерве, с такой слезой, что после окончания Менухин
подошел ко мне и расцеловал. Тут я "врезал" "Коробейников". Играл
как зверь, скорость сумасшедшая! А потом Испанское болеро,
"Чардаш" Монти, "Танец с саблями" Хачатуряна. И после каждой
исполненной вещи он подходил ко мне. Затем попросил поехать с ним
вместе в гостиницу "Будапешт". За нами, конечно, был "хвост",
общение с иностранцами в те времена вызывало подозрение. Но
препятствовать не стали, поскольку я все время выступал в Доме
дружбы и считался благонадежным. Войдя в апартаменты, Менухин
достал чемодан и со дна его извлек свой портрет со словами: "Вот
моя любимая фотография, я хочу подарить ее вам...".
- Я вижу на стене фотографии Вана Клиберна, Эдуардо де
Филиппо, Герберта фон Караяна... Знаю, что ваша игра произвела на
великого дирижера большое впечатление. Помните обстоятельства той
встречи?
- Это было все в том же Доме дружбы. Мы сыграли Рапсодию
Листа. Караян подбежал ко мне и воскликнул: "Паганини! Паганини
русской балалайки!". Взял инструмент и стал рассматривать его.
Потом он попросил меня дать ему запись того, что я исполнял.
Готовой записи не было, и всю ночь мы сидели в Доме дружбы,
делали фонограмму...
- Я знаю, что поклонник вашего таланта поэт Шлыкевич написал
поэму о балалайке, где есть такие строки: "Раньше плакала и пела
при лучине на селе, а теперь другое дело - рукоплещут ей в
Кремле". Вам, стало быть, приходилось выступать и перед высшим
руководством?
- Непосредственно общаться с кем-то из высшего руководства
страны мне почти не довелось. Но девушки из секретариата
Шелепина, главы КГБ, постоянно передавали от него приветы. Видно,
трогала его душу моя балалайка.
Однажды, в 1964 году, наш с Миняевым дуэт выступил перед
Фиделем Кастро и Хрущевым. Это было в Доме культуры завода имени
Лихачева. Играли уральскую плясовую и болеро. Гитарист изображал
кастаньеты, ударяя пуговицей о струны. Кастро сидел, закинув ногу
на ногу. Меня поразили огромных размеров ботинки, которые
располагались где-то на уровне головы Хрущева.
После этого выступления была дана команда представить нас к
званию заслуженных артистов России. Но получили его почему-то
другие. Нас же (в виде утешения?) произвели, после очень
напряженных гастролей по Якутии, в заслуженные артисты этой
республики.
Вскоре после того проходила декада русского искусства в
Армении. В делегации - Шостакович, Ростропович, Вишневская,
Райкин. И вот на сцене - дуэт заслуженных артистов Якутской АССР.
В ложе сидит католикос Вазген Второй. С ним - министр культуры
СССР Екатерина Фурцева. В этой атмосфере мы "рванули" "Танец с
саблями" Хачатуряна. Откровенно скажу, мы здорово сыграли.
Хачатуряну вообще нравилось наше исполнение, он говорил: "Я
написал это для симфонического оркестра в 92 человека. Как играют
два человека, не пойму!" В общем, зал взревел, все повставали с
мест: армяне же большие патриоты. И католикос говорит Екатерине
Алексеевне: "Какие великолепные якуты к нам приехали! Пожалуй,
надо им дать звание Армянской республики". Фурцева схватилась за
голову: "Это не якуты, это русские ребята:".
- Михаил Федотович, звания - штука формальная, а вот в
учебниках игры на балалайке ваше имя ставят сразу после имен
Василия Андреева, Николая Осипова и Бориса Трояновского. Однако,
увы, наступило такое время, когда балалайка для русских стала
столь же экзотична, как и для иностранцев:
редко звучит она в концертных залах, почти совсем не находится
ей места в телеэфире.
- Василий Васильевич Андреев, великий музыкант, всколыхнул всю
Россию, весь мир - так много он сделал в пропаганде русской
балалайки. Советская власть поначалу отдала ей должное. В
музыкальных училищах открылись не только классы народных
инструментов, но и подготовительные отделения, на которых
музыкально необразованные люди сперва осваивали азы, элементарную
теорию, а потом и училищную науку. В каждом клубе имелись
струнные оркестры. Очень мощной была промышленность, выпускавшая
балалайки и домры... Но после войны начался спад, пошло увлечение
западной музыкой. Сейчас самодеятельность уничтожена практически
во всех ее видах, а молодежь занимается водкой, наркотиками,
пополняет ряды преступников.
- Вы в отличие от многих не только критикуете сложившееся
положение, но и делаете что-то реальное для его исправления.
- Мне осталось немного, ведь уже 80... Но я счастлив, что то,
чем жил, не исчезнет бесследно. Потому что удалось издать
сборники "Из репертуара Михаила Рожкова". Первый выпуск я издал
на собственные деньги. Вот моя сберегательная книжка. Смотрите,
какой остаток?
- Один рубль...
- Да, а три тысячи ушли на издание этого скромного сборника.
Второй выпуск увидел свет благодаря губернатору и банкирам
Ярославля, а третий нашел спонсорскую поддержку нижегородских
друзей-предпринимателей. Я уйду из жизни, а сборники останутся.
Этот репертуар меня кормил. Пусть теперь кормит других.
- А кого вы могли бы назвать своим преемником?
- Своим преемником так прямо я никого, пожалуй, не смогу
назвать.
Преподавал я в институте Гнесиных всего пять лет. Но потом
взмолился: "Елена Фабиановна, ну не мое это дело оценки ставить,
писать в тетрадках о способностях учеников..." Могу назвать лишь
несколько фамилий своих институтских воспитанников. Но так
получилось, что "наследил" я по всему миру. Например, однажды,
будучи во Франции, я познакомился с внуком полковника генштаба
русской армии Свистунова. Этот молодой человек родился уже за
границей, но ему дорого все, что связано с Россией. И он попросил
меня научить его игре на балалайке. Он приходил по утрам до
службы в банке и вечерами после работы. И так было всякий раз,
когда я приезжал во Францию. Случилось, например, что он взял
отпуск и целый месяц ездил за ансамблем, с которым я выступал...
Через несколько лет он прислал мне запись своего концерта.
Прослушав ее, я понял, что он играет вполне профессионально. В
Лондоне у меня тоже есть ученик по фамилии Бипс, в Японии -
Хатанака, есть и в других странах мира.
У меня - свои особенности в исполнении, которые хотят перенять
балалаечники. И своему коллеге Нечепоренко, который преподает в
институте Гнесиных, я говорю: "Павел Иванович, после окончания
института у тебя они должны пройти мою академию". Это вовсе не
означает, что я не ценю Нечепоренко. Это талантливейший человек.
Он любит классику и считает, что без Моцарта музыкант - не
музыкант. Я смотрю на это немного по-другому. Балалаечник должен
пройти азбуку, которая дана в пьесах Андреева, Трояновского,
Доброхотова и других мастеров. Без русской песни никуда - вот мой
девиз.
МАРГАРИТА МАРУТЯН.




08-07-1999, Труд