Увидеть бы все своими глазами

ОСЛЕПШИЙ ХУДОЖНИК ПРОДОЛЖАЕТ РИСОВАТЬ.
БЕЗ ЭТОГО, ПО ЕГО СЛОВАМ, ЖИЗНЬ СТАЛА БЫ АДОМ.
Серик Кульмешкенов. Художник. Родился в 1956 году. Окончил
архитектурный факультет Целиноградского сельскохозяйственного
института. Участвовал в двадцати двух международных выставках.
Четыре из них - персональные. С 1984 года он инвалид второй
группы. Диагноз: болезнь Бехчета. В 1995 году почти полностью
утратил зрение.
Когда я вошел к нему в комнату, он тяжело поднялся с кушетки
и, болезненно улыбнувшись, сказал: "Неужели обо мне еще кто-то
помнит?" Мы проговорили весь вечер. Он одну за другой доставал из
стола и показывал свои работы. Некоторые из них оказались мне
знакомы по московской выставке 1985 года, посвященной 40-летию
Великой Победы.
Любимый вид искусства Кульмешкенова - графика. Самый близкий
жанр - сюрреализм. Описывать словами содержание его работ
практически невозможно: это сон наяву, незримая трагедия земного
бытия, светлая надежда на божественное провидение, фатальная
обреченность Личности и... снова надежда.
Когда-то молодой казахский архитектор увлекся экслибрисом -
древним и довольно редким в современном изобразительном искусстве
видом графики. Произошло это совершенно случайно: в одной из
газет он наткнулся на статью, посвященную истории возникновения
экслибриса и его трансформации в современную арт-культуру. Через
ту же газету Кульмешкенов познакомился с иркутским
художником-экслибристом Олегом Бесединым. Завязалась переписка.
Через нее он получил от своего опытного российского коллеги
"заочное художественное образование", а итогом столь
оригинального обучения стало участие Кульмешкенова в крупных
международных выставках экслибриса и получение там высших наград.
Между тем тяжелая хроническая болезнь, нажитая еще в
студенческие годы, неумолимо прогрессировала, периодически
напоминая о себе невыносимой болью в позвоночнике и, что самое
страшное, временной потерей зрения. Каждый раз поднимаясь с
больничной койки, Кульмешкенов садился за стол и продолжал свою
работу, ставшую для него не просто профессией, а смыслом жизни.
Экслибрис, говоря общедоступным языком, книжный знак
(эмблема), своего рода художественная миниатюра, прописанная
тонкими, порой еле видимыми линиями. От автора требуется не
только филигранное мастерство, но и очень острое зрение.
Последние свои работы Серик рисовал с помощью многократно
увеличивающей линзы, поднося ее вплотную к правому глазу,
который, в отличие от левого, еще кое-как видел.
Сейчас, когда зрение почти полностью утрачено, про серьезные
работы и выставки он не смеет и думать. Но, пока есть хоть
малейшая возможность, продолжает рисовать. Если этого не делать,
жизнь для него превратится в беспросветный ад.
В конце вечера разговор наш зашел о новой столице Казахстана -
Астане (так теперь называется бывший город Целиноград).
Кульмешкенов живет здесь с самого раннего детства. Астана
поразила меня размахом строительства, суперсовременной
архитектурой, роскошными офисами, помпезного вида дворцами
правительственных учреждений, бессчетным количеством иномарок на
улицах... Порою складывалось впечатление, что передо мною столица
сказочно богатого заморского государства, а не снедаемой
экономическим кризисом республики СНГ.
Пока я рассказывал об увиденном, Серик неподвижно сидел
напротив меня и молчал: то ли слушал, то ли думал о чем-то своем.
А потом тихо, с той же болезненной улыбкой на лице сказал:
"Хотелось бы посмотреть на все своими глазами".
В 1994 году он получил грант за достижения в области
изобразительного искусства от фонда Полока и Краснера, а также
денежный приз, что позволило ему в том же году пройти курс
лечения в клинике США.
Американские врачи сумели остановить прогрессирующую болезнь
глаз. И они же вселили надежду на восстановление зрения. Правда,
по их утверждению, для этого потребуется сложная операция.
Стоимость ее - 15 тысяч долларов. Таких денег у Кульмешкенова,
разумеется, нет. И никогда уже не будет. Это стало ясно после
того, как казахстанские СМИ обратились к республиканским
чиновникам и бизнесменам с просьбой собрать деньги на операцию
больному художнику. С тех пор минул год, а в ответ - ни ломаного
цента, ни элементарного человеческого участия.
Это так характерно для наших дней. И на этом можно было бы
поставить точку. А на творчестве Серика Кульмешкенова - крест. Да
только здравый рассудок противится такому финалу. Страшно
становится. Страшно за всех нас, живущих на постсоветском
пространстве. Странные мы какие-то... То с маниакальным пафосом
маршировали семьдесят лет в коммунистический рай, зверски
уничтожая по пути всех тех, кто шагал не в ногу. То вдруг
опомнились и нестройной массой повернули в сторону лучезарной
буржуазной демократии, оставляя лежать на дороге слабых, больных,
затоптанных... При этом каждый из нас, кого ни спроси, убежденный
гуманист, поборник справедливости и чести. Поразительно!
У Питера Брейгеля есть известная картина, где изображена толпа
слепых людей, вереницей бредущих из Ниоткуда в Никуда. Судорожно
цепляясь друг за друга, они неуверенно переставляют ноги,
спотыкаются, падают и при этом чему-то глупо улыбаются...
Боюсь, что это про нас.
АКМАДИ САРБАСОВ.




08-07-1999, Труд