Свадебный портрет с героином
НАТАЛЬЯ СЕМЕНКОВА.
ФОТОГРАФИИ - ВСЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ИХ ЛЮБВИ.
История эта рассказана мне Мариной - красивой молодой
женщиной, прошедшей через этот ад, но вырвавшейся из него. Прежде
чем включить диктофон, мы условились: я оставляю лишь имена - она
отвечает мне откровенностью.
ВСТРЕЧА.
- С Сережей мы познакомились, когда я училась в десятом
классе, а он - в училище. Восемь лет назад, я даже дату помню -
25 октября.
Еще улица такая была в Москве - мы потом уже, гуляя,
сфотографировались на выходе из метро под высеченным на мраморе
указателем: "Улица 25 октября". И смеялись, что теперь наша
встреча увековечена...
В тот день в школе ждали англичан, надо было поить их чаем. А
к чаю в ту пору разве чего достанешь? Вот меня и послали к папе,
он десять тортов нам по блату "сделал".
Так вот, вбегаю я, вся увешанная коробками, в актовый зал и
столбенею. Огромные серые глаза уставились на меня, а парень-то
незнакомый, пришел с кем-то из наших. Потом Сережа расскажет мне,
что, как только меня увидел, решил: с этой девочкой я обязательно
пересплю. Но он ошибся. Я была другая... Два хвоста на голове,
два банта - и ни про что "такое" как раз не думала. В институт
готовилась поступать. Поступила, между прочим. Но потом... Потом
все пошло-поехало совсем не так, как представлялось вначале.
Оказалось, мы живем недалеко друг от друга, и, когда он
заходил за мной погулять с компанией, я от счастья едва в обморок
в прихожей не падала. Но сказать ему, что влюбилась, не решалась.
Однажды, уже зимой, он зашел за мной, как всегда. Я вдруг
осмелела и спрашиваю: "Сережа, а у тебя есть девушка?" Мы ведь
компанией тусовались, а мне хотелось, чтобы вдвоем. И он
отвечает: "Есть". У меня душа - бух - в пятки. А Сережа подводит
меня к зеркалу в той же прихожей: "Смотри, вот она". В тот вечер
мы впервые поцеловались...
А уже в апреле... Нас вместе пригласили на день рождения. По
пути он вдруг говорит: "Марин, а у меня дома никого нет. Зайдем?"
Я сразу поняла. Мы вошли в его комнату...
Если бы вы знали, как я его любила! И не только в смысле секса
- у нас вообще все было тогда как в сказке, как в любовном
романе, и уже невозможно было скрыть своих чувств.
Весна. Экзамены. До сих пор удивляюсь, как я их сдала, - все
мысли только о нем, Сереженьке, все время - с ним. Он таскал мне
розы - знаете, такие, на длинных ножках и, как будто их только
срезали, - в капельках... Так красиво все начиналось.
ТЮРЬМА.
А в день рождения он мне даже не позвонил. И такое у меня было
жуткое настроение, смешанное с каким-то дурным предчувствием. Я
решила, что он меня бросил. И одновременно не могла в это
поверить.
Через несколько дней узнала: в мой день рождения его взяли.
Арестовали как участника группового преступления. Квартирная
кража. Как он туда вляпался? Это мне казалось невероятным,
каким-то мерзким сном. Никогда не думала, что он способен на
такое пойти.
Его маме я решила не звонить, а пойти и спросить все прямо.
Она плакала. Говорила, что "упустила" сына. Потом, словно
очнувшись, спросила меня: "Ты зачем пришла?" Я ответила, что хочу
его видеть. "Зачем?" - спросила она. И тут я разрыдалась: "Анна
Тимофеевна, я же его люблю!".
Стали мы вдвоем ездить к нему в тюрьму. Он сначала на Бутырке
сидел, ждал суда. Меня к нему не пускали: кто я ему? Никто. Зато
удалось передать "малявку" - записочку, спрятанную в тюбик от
зубной пасты. Я писала, как сильно его люблю, верю в него и
сколько надо, столько буду ждать встречи. Он ответил через маму:
спасибо за поддержку. И все.
Суд откладывался, а я приезжала всякий раз и ждала, когда его
выведут из машины, чтобы только взглянуть. Полдня простою и уеду
ни с чем. Потом опять.
В общем, ему дали два с половиной года. И отправили на зону, в
Ярославскую область. Я так радовалась, что близко, можно будет
проведывать. Но свиданий нам не давали - все по той же причине:
кто я ему? Письма писала каждый день - без преувеличения. Он,
конечно, отвечал реже, но зато как-то раз признался: если хотя бы
день нет от меня письма, он тревожится, не случилось ли со мной
что- нибудь? Ему все завидовали: во как тебя девушка ждет! Там
ведь у многих вышло наоборот - и девушки, и жены их бросили. А я
действительно ждала, ни с кем не встречалась.
И вот в одном письме он сделал мне предложение. "Хочешь, -
написал, - сейчас, хочешь - после освобождения". Какое там
"после"! Если я буду его женой, нам будут давать свидания, и даже
не краткосрочные - длительные. А еще... Я вам честно скажу,
почему решила расписываться с ним в зоне. Я боялась, что он
выйдет на свободу - и передумает.
СВАДЬБА. Мои родители были в шоке. Отговаривали все - и
подружки, и друзья, и даже его мама Анна Тимофеевна: "Не спеши,
Мариночка, вот он выйдет, поживете так, а там видно будет...".
Но я все равно поехала.
Родители мои нехотя, но все же сопровождали. Анна Тимофеевна,
разумеется. И отец Сережи, хотя он и не жил с ними. Заехали в
Ярославль, взяли представителя загса и уже с ним - в колонию. Я
сшила себе белый костюм, а Сережка был в черной водолазке и чужом
пиджаке.
Нам дали комнату на часок. Длительное свидание обещали только
через неделю... Но увидела я своего любимого мужа только через
три месяца. В зоне карантин объявили. И все - никаких свиданий.
...Я все время говорю: "Свадьба". А ведь как таковой ее и не
было. Просто расписались.
НАРКОТИКИ.
Вы спрашиваете, какой день в моей жизни я считаю самым
счастливым? Конечно, когда Сережку освободили. Мы приехали за ним
всей компанией аж на трех машинах, с шампанским и цветами - как
раз был август. Стоим перед воротами, ждем. Вдруг слышим: "Эй вы,
москвичи, без меня, смотрите, не уезжайте!" Он еще на "той"
территории, а у меня сердце от счастья готово выскочить...
С этого дня, короче, мы стали жить у него дома. И он сразу
стал приносить наркотики. Это был героин. Сначала нюхал, потом
стал колоться. Где брал деньги - не знаю, потому что очень скоро
его выгнали с работы. Кому он, наркоман, нужен?
Хотя нет, где брал деньги, я, конечно, догадывалась.
Наркотиками и приторговывал. Скоро, однако, этого перестало
хватать - из дома "поплыли" вещи. Мы с Анной Тимофеевной
уговаривали его лечиться.
Куда там! Как-то я попросила своего отца отвезти нас вдвоем с
Сережкой на дачу, подальше от Москвы. Думала, продержу его там
неделю-две, он очухается - хоть немножко мозги прочистятся, и
потом уже можно будет убедить его лечь в больницу.
Сережка сбежал с той дачи на следующий же день. Доктора из
меня, как видишь, не получилось. И руки опустились... Ты
правильно догадалась: мы стали колоться вместе, только он делал
себе дозу побольше, а мне поменьше.
Понимаешь, невозможно жить с наркоманом. Или ты тоже колешься,
или беги от него. Как можно скорей беги...
Но я же любила! Все понимала, а не могла уйти. Все время
обманывала себя надеждой, что он поймет, куда мы летим, и
заставит остановиться.
Уже вещей не осталось в доме - все продали, что смогли. Долгов
у нас накопилось - страшно сказать... Дошло дело до моего колечка
- свадебного...
Несколько раз я слезала с этого дела. Терпела, сколько могла.
Я ведь, в отличие от Сережи, еще работала. Это заставляло меня
быть в форме. А он катился вниз дальше. Героин уже не приносил
кайфа, жрал, извини, таблетки упаковками. Представь, ночь - он
сидит на постели, курит сигарету за сигаретой, пепел летит на
простыни - они уже все прожженные. А я сижу около него, чтобы
сигарета из рук не выпала - тогда вообще пожар.
УХОЖУ!
Я долго собиралась, да все терпела. Если бы сама на иглу не
села, давно ушла бы. Но и мне уже требовались "хорошие" дозы, и
однажды я украла у него "чек". По тюремным понятиям, "скрысила".
А за это там вполне убить могут.
И он стал меня бить. А я не могла ему прокричать: разве ты сам
- не "крыса"? У жены, у родной матери деньги воровал, из дома все
вещи вынес. Разве ты сам не "крысил", когда врал моему отцу,
будто я больна и нужны деньги на очень дорогие лекарства?
Ничего этого я так и не прокричала. Лишь когда он успокоился,
тихо сказала: "Когда-то ты был сильным. Теперь стал тряпкой".
Утром собрала остаток своих вещей и ушла.
Несколько дней с ума по нему сходила, ждала, что он позвонит,
позовет обратно. Слава Богу, не позвонил.
А потом - как отрезало.
Сейчас думаю: восемь лет! Восемь лет на него потрачены. И так
изуродованы наркотиками.
За эти восемь лет я могла бы родить ребенка и уже водить его в
детский сад. За эти восемь лет, да с такой, как у меня, любовью,
мы создали бы замечательную семью, могли бы жить счастливо - я
никогда не напомнила б ему о тюрьме, списала б ее на молодость.
Если бы не проклятые наркотики, с которыми он оттуда пришел...
По сути, я оставила его умирать. Но он сам этот выбор сделал.
Сам.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ.
Да, Марина. Ты права: он сам такой выбор сделал, выбор всегда
за нами. Хотя живет человек "не сам", его окружает многое.
А Марина решилась на эту исповедь просто потому, что верит:
возможно, это кому-то поможет остановиться... Если еще не
поздно.
05-02-1999, Труд