Виталий соломин: дешевый успех - ненастоящий

ВЧЕРА
ИСПОЛНИЛОСЬ 9 ДНЕЙ СО ДНЯ СМЕРТИ НАРОДНОГО АРТИСТА РОССИИ.
Эта беседа с замечательным артистом состоялась, когда не
думалось-не гадалось, что он через несколько дней окажется с
инсультом в больнице. А вышло так, что это было его последнее
интервью.
- Виталий Мефодьевич, ощущаете ли вы себя свободным человеком?
- Известно, что абсолютной свободы не бывает. Да и вообще для
этого надо быть очень смелым человеком, потому что люди не любят
тех, кто выделяется из толпы. Единственное, в чем я свободен
сегодня, - это открыто говорю то, что думаю.
- Вы достигли успеха немалым трудом, проработав в Малом театре
почти 40 лет, снявшись во многих фильмах. Сегодня же достаточно
актеру две, три роли сыграть в дешевых телесериалах - и успех у
публики обеспечен. Так что же такое успех?
- Тот успех, о котором вы говорите, - дешевый, и мы артисты
знаем ему истинную цену. Некоторым моим коллегам эта профессия
вообще противопоказана. Скажем, система Станиславского всего лишь
помогает актерам достичь какого-то профессионального уровня, но
она не может превратить рядового артиста в великого. К тому же
театр - это один из тех немногих видов искусства, где все
происходит на глазах у публики. И признание не может прийти к
актеру через столетие - твои творения исчезают вместе с тобой. К
тому же зрители тоже бывают разными: то школьники по залу пустые
бутылки катают, то пьяная парочка, случайно попавшая в театр,
выясняет между собой отношения. Всякое бывает. Ну и уровень
понимания спектакля тоже бывает разный. Кто-то тебя понимает,
откликается, а кто-то - нет. И все-таки надо находить контакт со
зрителями, вести их к тому, чего ты хочешь. Или уходить из
профессии.
- Актер должен быть ведущим, а зритель - ведомым?
- А как же! Талантливый актер может убедить зал в чем угодно,
на время превратить всех в ангелов или злодеев. Понимаете,
зритель заранее к спектаклю не готовится, а мы над пьесой
работаем месяцами.
- Как вы относитесь к критике?
- У нас есть пересказчики пьес, а критики как таковой нет.
Например, мне дали рецензию на спектакль "Кин", где сказано:
"Хоть и поздно, но наконец прорезался открытый темперамент
Соломина". Возникает такое ощущение, что автор первый раз в жизни
в театр попал и никогда до этого меня не видел. Я взял, да и
выбросил эту рецензию, чтобы лишний раз нервы себе не трепать.
В свое время меня с коллегами пригласили выступать в Нью-Йорке
на Бродвее с классическими отрывками из репертуара Малого театра
и спросили: "Ты хочешь денег или славы"? Я ответил: "Славы".
После этого они позвали ведущего критика, который бывал на всех
моих репетициях, разговаривал с моими коллегами, а потом перед
премьерой написал статью (которую я храню по сей день). Так обо
мне никто не писал. Очевидно, это было сделано за деньги, но ведь
какой получился серьезный труд. Вот это профессионально! А у нас
даже интервью берут, не зная точно твоего отчества. Был у меня
один случай с корреспондентом в Питере: "Я, - говорит он, -
вообще-то спортом занимаюсь, а вот сейчас меня к вам прислали". О
чем мне после этого с ним говорить?
И в то же время у нас есть серьезные театроведы, которые, к
примеру, о Чехове пишут так серьезно и глубоко, что диву даешься.
Их труды помогали мне, когда я работал над "Ивановым".
- К этим людям вы прислушиваетесь?
- В первую очередь я прислушиваюсь к себе. Гораздо важнее
понять, что происходит в твоей душе во время работы над образом,
что подсказывает твоя интуиция. Ведь мы знаем о себе мало, а в
нас так много заложено, что умом постигнуть невозможно. Если
правильно работаешь над ролью, то кажется, тебя ведет Бог
- Иными словами, главное для вас в работе - это внутреннее
самоощущение?
- Даже не ощущение... Просто существует некая Истина, и если
ее понять, то она многое соединит в тебе самом. Каждый раз надо
все начинать заново: и видеть, и слышать по-новому.
Сосредоточенность нужна. Когда это есть - зрители актера
чувствуют и понимают. А мы все спешим сыграть быстрей, быстрей:
слезы, настроение... сымитировать.
- Скажите, а публика со временем меняется?
- Конечно. Скажем, питерские зрители в последние годы очень
ревностно относятся к тому, что делают москвичи. Минут 20 они
сопротивляются тому, что происходит на сцене. Молчат. Хотя лет 30
назад этого не было.... Вообще зрители везде разные. Взять хотя
бы французов. Недавно мы показывали в Версале Чехова. Нас слушали
с большим вниманием, аплодировали стоя, но Чехова они не знали и
не читали, а сюжет узнавали из аннотации к программке. То есть мы
открывали им Чехова.
- В Малом театре, как нигде, сильны классические традиции. Это
касается и репертуара, и режиссуры, и актерской игры. Иные же
коллективы делают ставку на эксперимент...
- Эксперимент эксперименту рознь. Под этим слишком часто
скрываются творческая несостоятельность, духовная пустота.
Поэтому я в последнее время почти никуда не хожу, неинтересно
стало. Лаборатории там разные - сплошная "химия". Живые картинки
изображают, актеры полуголые по сцене ходят, матом ругаются. Не
театр, а подворотня какая-то. А Малый театр стоит и будет стоять.
Он в прекрасном состоянии. Самые дешевые билеты, - это тоже очень
важно. В репертуаре - классика. Что делать, если нет хороших
современных пьес... В нашем театре есть главное - культурная
основа, которая вырабатывалась десятилетиями. Потомки нам за это
еще спасибо скажут.
Ольга Суровцева, Наталья ХАРИТОНОВА.




04-06-2002, Труд