Михаил алексеев: мой сталинград я писал полвека

НАШ СОБЕСЕДНИК - ИЗВЕСТНЫЙ ПРОЗАИК.
Михаил Алексеев - писатель-фронтовик, Герой Социалистического
труда, автор романов "Солдаты", "Хлеб - имя существительное",
"Ивушка неплакучая", "Драчуны", "Мой Сталинград", лауреат многих
литературных премий, а с недавнего времени в Саратовской области
вручается премия его имени. Не угасает зрительский интерес к
фильмам по его романам - "Русское поле", "Журавушка", "Вишневый
омут". Будучи главным редактором журнала "Москва", именно Михаил
Алексеев первым опубликовал роман "Мастер и Маргарита".
Корреспондент "Труда" встретился с Михаилом Николаевичем после
поездки по Транссибирской магистрали, в которой участвовала
группа писателей. С этого и началась беседа.
- Михаил Николаевич, вы проехали по Транссибу 2001 года.
Пробудило ли это путешествие какие-либо воспоминания?
- Еще какие! Судьба моя впрямую связана с Транссибом.
Непостижимо, но прошло 63 года с тех пор, как я приехал по этой
дороге в первый раз. По армейскому призыву из городка Аткарска
Саратовской области в сторону Иркутска. Там я окончил курсы
младших политруков и "прихватил" еще Халхин-Гол. В декабре
сорокового, демобилизовавшись, ехал в родное село Монастырское на
Саратовщине, не предполагая, что Транссиб ведет меня к новой
войне. Великую Отечественную я встретил в Сумах (туда вызвал меня
к себе брат, потому что после голода 33-го года в селе родных не
осталось), дошел до Сталинграда... А что такое Сталинград?.. Там
остаться в живых было чудом, а я еще и на Курской дуге, будучи в
артиллерии, имел дело с "тиграми" и "пантерами". После
Сталинграда прошел Украину, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехию -
под Прагой встречал Победу.
Но этим моя связь с Транссибом не ограничивается. В детстве в
деревне меня дразнили "Мишкой челябинским". Помню, как я своему
дружку, которого вывел в романе "Драчуны", кричал: "Ванька
шепелявый!", а он мне - "Мишка челябинский!". Жаловался я матери,
какой я "челябинский", когда на саратовской земле родился? А
объяснялось все просто - полк моего отца, участника Первой
мировой, был почему-то отозван в Челябинск, и мать, у которой уже
было трое детей, собралась навестить мужа. Свекровь, моя бабушка,
ворчала: "Куда собралась, ведь четвертого привезешь, уймитесь. Вы
и так понавешали на старика!" Ее можно было понять - под крышей
моего деда жили три снохи со своими детьми - всего семнадцать
душ! Но мать не послушалась. Как и предсказывала бабушка,
вернулась с четвертым ребенком "в проекте" - это был я. Так что
Транссибу, можно сказать, я обязан и своим рождением.
И с первой любовью меня разлучил Транссиб, уведя на войну. В
июне 41-го я в Сумах ждал свою невесту. 20 июня она должна была
принять экзамены у выпускников десятилетки и 21-го приехать ко
мне. Не успела - началась война. А я через несколько дней уже был
на фронте.
Столько лет прошло, а помню все в деталях. У меня только что
вышел роман "Мой Сталинград". Там - ни одного придуманного героя,
все названы по именам. Многие герои выведены под собственными
именами и в моих "сельских" романах "Драчуны", Вишневый омут",
"Хлеб - имя существительное", автобиографических повестях
"Краюха", "Рыжонка" - прошлое очень отчетливо отпечатывается в
сознании. Даже клички животных у меня воспроизведены точно.
- А почему вы так долго писали роман "Мой Сталинград" - со
времени выхода в свет "Солдат" - вашей первой военной вещи -
прошло полвека?
- А вы как думаете? Мог я продраться к правде, если само слово
"Сталинград" вдруг исчезло с карт и из книг? Можно по-разному
относиться к человеку, имением которого был назван этот город, но
умудриться выпустить шеститомное издание о Великой Отечественной
войне и не назвать там Сталина, Верховного Главнокомандующего -
это нужно было суметь. Ничтоже сумняшеся, некоторые уже стали
называть битву под Сталинградом Волгоградской битвой. А потом
оказалось, что главная битва и вовсе была не на Волге, а на Малой
земле и т.д. В этих условиях я, конечно, прекратил работу над
романом. Дело в том, что у меня получается все хорошо лишь в том
случае, если я предельно искренен. И все-таки в 1993-м в
"Роман-газете" вышла 1-я часть "Моего Сталинграда". В предисловии
я написал, что это действительно "мой", а не чей-нибудь
Сталинград. Я написал лишь о том, что сам видел, ничего не
придумывая.
- А что было самым страшным под Сталинградом?
- Там об этом не думалось. Когда нас немцы прижали к Волге,
казалось: все, конец. Некоторые не выдерживали. Я описываю в
романе, как расстреляли человека, который пытался спастись,
переплыв на левый берег Волги. Я присутствовал при расстреле. И
первый раз в жизни видел, как вы говорите, "самое страшное" - как
человек на моих глазах седел. Когда зачитывался приговор и
автоматчики встали наизготовку, темно-русые волосы его вначале
стали буреть, а потом побелели.
Несколько раз, тогда и после, я думал: по какому праву убили
этого человека? Не он же придумал эту войну... Этот человек, судя
по всему, был крестьянином: всю жизнь пахал землю, сеял зерно,
кормил свою семью и всех нас. В нормальных условиях он мог бы
заниматься этим и дальше, остался бы человеком, а тут -
преступник. И как бы мне не хотелось заключить страшное слово в
кавычки, я не могу, не имею права на это. Что мне скажут миллионы
закопанных? Им, что, не хотелось жить?! Вот я и говорю: если не
люди придумали эту войну, так кто же? Почему же человечество из
года в год, из десятилетия в десятилетие, из столетия в столетие
истребляет друг друга?
- Михаил Николаевич, сегодня многим кажется, что побежденной
державой в результате оказалась Россия...
- Боже упаси! Вспоминаю тот же Сталинград - уж как нам
казалось, что все кончено, но нет, нашлись силы, которые не
только отбросили врага, но и самую лучшую армию уничтожили,
освободили всю Европу. Вот если только мы сами себя перепугаем,
тогда нас можно будет брать голыми руками. Особо хочу коснуться
темы, близкой мне. Как бы ни старались иные "победители"
принизить наши достижения в области культуры - величайшую
литературу создали мы за годы Советской власти, замечательную
музыку, кинематограф... Отчего без моих "Журавушек" и "Омутов" не
обходится сегодня телевидение, особо не любя меня? И издатели
тоже. В чем дело? В востребованности нашей литературы - имею в
виду и Юрия Бондарева, и Валентина Распутина, и Анатолия
Иванова... Общество перекормили пошлятиной, и оно уже отторгает
ее.
- Но сегодня можно услышать, что Европу освободили вовсе и не
советские, а союзные войска...
- Ох, сколько же говорено на эту тему, и все мало... Союзники
открыли второй фронт, когда наши войска набрали такую инерцию
наступательного движения, что с ходу дошли бы до Ла-Манша. Потому
и открыли - боялись, что русские - советскими нас не называли -
всю Европу захватят. Тут надо убеждать фактами. Вот, например, не
успела выйти первая часть "Моего Сталинграда", как меня
пригласили посетить шесть французских городов. Французы отмечали
50 лет разгрома немцев под Сталинградом и отмечали более
торжественно, чем мы. И где бы я ни был в те дни, всюду слышал:
"Вы спасли не только себя, но и нас".
- Правда ли, что знаменитый Павлов, до последнего защищавший
"свой" дом в Сталинграде, впоследствии ушел в монастырь?
- Полная чушь. Я знал его, он был первым секретарем райкома в
Новгородской области.
- Михаил Николаевич, как была учреждена Всероссийская
литературная премия имени Михаила Алексеева?
- По инициативе губернатора Саратовской области Дмитрия
Федоровича Аяцкова вот уже третий год премия присуждается местным
литераторам. Губернатора, как вы знаете, по разным поводам много
ругали в прессе. Обвиняли, например, в гонениях на коммунистов.
Однако многие бывшие первые секретари райкомов при деле - кто в
руководстве Саратовской Думы, кто в учебных заведениях. А бывший
председатель облисполкома Николай Степанович Александров, который
немало помогал мне в свое время в депутатских делах, в советниках
у Аяцкова. Губернатор, между прочим, собрав боевую технику как
времен войны, так и современную, соорудил на Соколиной горе такой
памятник Победы, с которым не сравнится и композиция на Поклонной
горе в Москве.
- Именно губернатор Аяцков стал первым в России продавать
землю. Что вы думаете об этом?
- Я полемизировал с губернатором по этому поводу, задавался
вопросом, не получим ли мы в результате голод, пострашнее 33-го
года, если признаем единственно верным фермерский путь?.. У меня
много друзей среди председателей колхозов на саратовской земле.
Еще десять лет назад мы спорили, выкупят ли люди землю, если им
это предложат. "Нет, - говорили мне, - им это будет не под силу".
"Хорошо, - спрашивал я, - а бесплатно возьмут?" Переглянувшись,
председатели ответили: "Нет. Страшно оставаться один на один с
землей". Раньше у единоличного хозяина была лошадь, плужок, даже
соха, борона, были сеялки, а теперь редко кому вовремя и кредит
дают. Хозяева-единоличники как класс давно исчезли, и землю
придется продавать на американский лад, латифундистам, которые
для обработки ее будут нанимать рабочих.
Мысль моя проста: чтобы хлеб не погибал и его было вдоволь,
государство должно в равной степени поддерживать как колхозы с
совхозами, так и фермеров. Я - за многоукладное хозяйство. Вот,
посмотрите, в Башкирии и на Белгородчине нет единоличных ферм,
там прекрасно идут дела в колхозах и совхозах. От добра добра не
ищут. А там, где уверенно чувствуют себя фермеры, дайте им малую
технику - трактор, который тащил бы плужок, сеялку, борону. И
спасите от поджогов и завистников. Между прочим, даже в Америке
фермеры объединяются между собой, чтобы сообща обрабатывать свои
огромные поля.
- Михаил Николаевич, - а ведь вам в свое время досталось за
"Драчунов", где вы попытались отыскать причины голода в 33-м
году...
- Тогда вся Западная Сибирь, Северный Казахстан, Ставрополье,
Поволжье, Южный Урал, Северный Кавказ, Кубань, Украина,
Ростовская область были охвачены голодом. Вначале вывезли
подчистую весь хлеб, потом фураж, а затем отобрали у колхозников
и хлеб, полученный на трудодни. Люди, желая спастись, глотали
горсти украденного семенного запаса и погибали в страшных
мучениях, потому что зерна были протравлены формалином. Обо всем
этом сказано у меня в романе.
- А что так испугало чиновников от литературы?
- Трудно сказать, но главный редактор журнала "Волга" Николай
Палькин, напечатавший блестящую статью Михаила Лобанова в защиту
"Драчунов", был снят с работы, а членам Комитета по Ленинским
премиям, единогласно проголосовавшим за вручение премии мне,
пришлось срочно свое решение "отзывать". Из всех уголков страны
приходили сотни читательских писем, но я должен был внимать в
печати строгим поучениям официальных критиков...
Ах, да что говорить, с большими премиями меня прокатили
дважды. В свое время мне должны были вручить Сталинскую премию за
роман "Солдаты". Уже из фотохроники ТАСС репортеры побывали,
выпили море водки и велели поутру "Правду" смотреть. Конечно,
ночь мы с женой не спали, рано утром открываем газету, столбец с
фамилиями просматриваем - меня нет. Оказалось, что в ту ночь не
спал и человек, именем которого была названа премия, работал. Он
получил телеграмму от Сергеева-Ценского с просьбой дать премию
писателю, который много делает для возрождения писательской
организации Крыма. Председателя комитета Николая Тихонова в
Москве не оказалось, обратились к его заму и редактору
"Литгазеты" Константину Симонову. Тот вспомнил, что недавно
печатал статью Семена Гудзенко о "Солдатах", в которой
говорилось, что вышла в свет первая часть романа. "Что ж мы
торопимся, - сказал Сталин, - подождем, еще успеем дать...".
- Михаил Николаевич, вы верите в возрождение России?
- Верю, и - без бодрячества. Просто признаки этого возрождения
уже вижу и чувствую.
- На чем основана ваша вера?
- На знании истории нашей страны. Сколько раз пытались нас
задушить и задавить? Не вышло. История - наш учитель и опора", -
писал Леонид Леонов в статье "Размышления у старого камня". Если
об этом не помнить, превратишься в растение без корней. Куда
подует ветер, туда и понесет...
Нина Кататева.




04-10-2001, Труд