Рынок для вас

ПОЕЗД ДВИЖЕТСЯ В ТАЕЖНЫЙ ТУПИК...
ЛЮДМИЛА ПЕРЦЕВАЯ.
От Москвы до Серова поезд тащится двое суток.
ЕСТЬ ВРЕМЯ ПОГОВОРИТЬ "ЗА ЖИЗНЬ" С ПОПУТЧИКАМИ.
Раньше в этом путешествии была масса простых человеческих
радостей: знакомства и разговоры со случайными попутчиками,
горячая картошка с грибами или рыбой на полустанках, ароматные
яблоки, что продают ведрами, а орехи и ягоды - в кулечках. За
двое суток прилежные тетки могли связать жилетку или шаль, юные
девицы приканчивали толстенный роман, а мужики способны были под
беседу "уговорить" не одну "беленькую" или дюжину пива.
Сегодня остались прежними только доверительные дорожные
разговоры. Но преимущественно со слезой да надрывом.
На верхней полке в нашем купе едет рабочий с обветренным
загорелым лицом. Собственно, в купе он заходит только на ночь и
укладывается на полку без постельного белья, прямо в одежде.
Иногда достает из торбочки эмалированную кружку и буханку хлеба,
отламывает ломоть и пьет с кипятком. На все приглашения к столу
застенчиво отнекивается. Вот что он рассказывает о себе.
- Я живу в Глазове, но там у нас все предприятия замерли.
Вот поехал на Север, вахтовым методом тянули нитку
нефтепровода, я же сварщик классный. Зарплату выдали только один
раз, а потом все мы работали "под сальдо", в запись по
накопительной. Как жили? Ну в магазин идти нам не с чем, так что
выход один - в лавку хозяев, "отоваркой" называется. Там все
продукты дают тоже под запись, но в два раза дороже, чем в
магазине: колбаса по 50 рублей, хлеб по 5 рублей, курево вообще
по фантастическим ценам. Зато директор магазина весь упакованный,
на иномарке, строит в городе особняк. А я возвращаюсь к семье с
этим самым "сальдо", денег мне так и не дали. Говорят, вернешься
на нефтепровод, тогда и отдадим все. А в Глазове жена и трое
детей, как они меня встретят - не представляю.
Он убирает свою кружку в сумку и опять выходит в коридор.
Сидящий напротив мужчина качает головой: "Ну и бедолага, я
думал, уж хуже нас никто не живет, оказывается - есть".
После нескольких деликатных вопросов разговорился и он.
Тоже, между прочим, не пьяница, работящий грамотный инженер с
оборонного предприятия из бывшего города Свердловск-45,
теперешнего Лесного.
- Мы раньше элитой считались, высокие технологии, высокие
зарплаты, квартиры, достаток... Все псу под хвост.
Завод стоит, мы пашем на огородах. Видите, с чем я к матери в
Коломну еду? Огурцы, картошка, вместо заварки чая - варенье.
Ладно, хоть на билет достал. Сын окончил политехнический, сейчас
оказался тоже без работы, из-за этого кризиса все компьютерные
фирмы сокращаются.
Младший вот скоро школу кончает, ума не приложу, что с ним
будет. У нас половина инженеров в челноки было
переквалифицировалась, а сейчас опять все разорены. Куда же им
теперь?
Ответов на эти вопросы у меня нет, потихоньку ретируюсь в
коридор, к окну. Дивные, родные пейзажи проплывают, неоглядная
Россия с желтеющими полями, стожками по лугам, вот Кама труженица
-плоты тянет, катера морщат гладь речную... Вроде бы жизнь идет.
Но остановились на очередной станции - и тут же набегает толпа
худющих баб, молодых мужиков и ребятишек, протягивают пассажирам
пакеты кефира, пиво, хлеб, мороженое... Все стали коммерсантами,
все пытаются хоть что-то заработать на этой мелкой услуге:
вынести из магазина на перрон и продать.
Проводница покупает пирожок с картошкой и грустно говорит:
"Всем жить надо, пусть и бабка расторгуется хоть чуть-чуть". Я ее
поддерживаю и беру два пирожка. Бабка растрогана и тут же как на
духу плачется:
- Да сама бы я и огородом прожила, но внучка замуж выходит, а
у нас даже пары постельного нет в приданое. Про свадьбу и
говорить не приходится, так вот к мужу перешла, и живут. Но все
равно хочу ей хоть какое-нибудь напутствие справить. Коплю
помаленьку, вот уже тысяча есть, еще бы хоть столько же... Да
видишь, у меня торговля какая несолидная, мало пополняется
кошель.
Поезд трогается дальше, и опять проплывают за окном мосты,
хилые деревни, убогие дома. Почему-то коттеджи кирпичные и виллы
трехэтажные только в Подмосковье, а на Урале все те же, памятные
с давних времен почерневшие халупы. Уже на подъезде к Москве в
коридорах возбужденно заговорили молодые крепкие парни: о курсе
доллара, о бирже, о коммерции. Кризис встречал нас на перроне. И
буквально в первые дни шквал инфляции смял души таких уверенных в
себе, стойких к жизненным невзгодам москвичей. На улице оказались
сотни брокеров, банковских служащих, чиновников.
А я вспомнила про "сальдо" сварщика из города Глазова и
подумала, что теперь-то хозяева сподобятся вернуть ему
заработанное, а он сможет купить на эти тысячи продуктов на
неделю. И бабка, копившая на приданое внучке, еще успеет купить
простыню и наволочку, а вот пододеяльник - вряд ли. Москвичей,
конечно же, жалко, но у них теперь будет все так же, как в
российской глубинке.
Надолго ли? Кто возьмется предсказать...




08-09-1998, Труд