Судьба. настоящая француженка. александр петров,соб. корр. труда. полвека назад судьба забросила жизель шурыгину- ..

СУДЬБА.
НАСТОЯЩАЯ ФРАНЦУЖЕНКА.
АЛЕКСАНДР ПЕТРОВ,СОБ. КОРР. "ТРУДА".
ПОЛВЕКА НАЗАД СУДЬБА ЗАБРОСИЛА ЖИЗЕЛЬ ШУРЫГИНУ- КУПЕЗ В
РОССИЙСКУЮ ГЛУБИНКУ. НЕДАВНО ОНА ВНОВЬ ОКАЗАЛАСЬ НА РОДИНЕ.
И ВСЕ ЖЕ ВЕРНУЛАСЬ В РОССИЮ - К СЕБЕ,
В СЕЛО РУБЕЖНОЕ САМАРСКОЙ ГУБЕРНИИ.
- О-о-о-о, опять гости! О-о-о! - по девчоночьи стройная, но
уже немолодая дама произнесла эти слова, грациозно воздев руки,
как это может сделать, наверное, только француженка. Но к столу,
не дожидаясь согласия, она подталкивала меня так решительно, как
это делают только в российских хлебосольных домах. Через минуту я
сидел на кухне и обозревал праздничный стол отечественной
пенсионерки: яичница, капуста соленая, селедка атлантическая...
Не хватало, правда, привычной картошки. Тут черт меня дернул за
язык. В ответ прозвучала очередная тирада, сопровождавшаяся
междометием "О!.." и бурной жестикуляцией. Я понял, что
француженку Жизель Шурыгину-Купез в этом году постигла российская
засуха. Сажала на своем огороде шестнадцать ведер картошки, а
собрала полтора ведра. Она готова их показать, если не верите. Я
сразу же поверил.
Потому что не только земли совхоза "Рубежное", где вот уже 54
года живет Жизель Исаевна, но и всю Самарскую область накрыла
жесточайшая сушь. А сажала она так много, чтобы выделить картошку
дочери и сыну, у которых есть свои дети. У дочери Екатерины есть
даже внучка. Нашей российской француженке она приходится
правнучкой.
Выплыла в разговоре любопытная деталь. Оказывается, дочь
Екатерина имеет второе имя - Виктория, что означает Победа.
Именно так ее назвали в Париже, где был зарегистрирован брак
француженки Жизель и советского офицера Михаила, который бежал из
нацистского концлагеря, воевал в партизанском отряде во Франции,
там и познакомился с будущей женой. После окончания войны Михаил
повез ее на родину, в Куйбышевскую область, которую недавно стали
называть Самарской. На запросы из Франции, поступавшие от
родственников Жизель, какие-то нерадивые чиновники отвечали, что
госпожа Купез погибла вместе с другими пассажирами поезда в
железнодорожной катастрофе. А она была жива, хотя в катастрофу
все-таки попала...
Муж привез ее к своим родителям в Шигонский район, где его
отец был председателем колхоза. А сам устроился на работу за
сотню верст - в "Рубежное". Когда же к нему перебралась Жизель
вместе с дочкой, Михаил исчез. Как потом выяснилось, он нашел
себе другую женщину. А Жизель была беременна вторым ребенком...
Она оказалась без гроша за душой, не знающая русского языка, с
двумя детьми в голодном послевоенном российском селе. Среди чужих
людей, которые вдруг оказались ей самыми родными и близкими. У
сельских баб и свои дети пухли от голода, но они выкраивали ей
кусочки и несли в подолах. У кого не было хлеба, но была корова,
делились молоком. У кого не было молока, давали картошку. Все
российское село, в котором жили русские, мордва и всякий другой
народ, словно почувствовало свою ответственность за непутевого
мужика, оставившего молодую жену в самую голодную пору.
Но не только неиссякаемая российская жалость трогала женские
сердца. Заменявшие на пахоте лошадей и быков, способные ко всякой
не только сугубо женской работе, сельские бабы в хрупкой
француженке вдруг углядели великую труженицу. Анастасия
Шляпникова, которая живет рядом с Жизель Исаевной и знает ее
полвека, выдала мне на нее такую необычную характеристику:
- Мало того что она душевный человек - она настоящая
ломовичка!
"Ломовичка" - от слова лом. Ничего удивительного в такой
характеристике нет. Выжить в послевоенном, оставшемся без мужиков
селе можно было только так: не гнуться и не ломаться. Жизель
сразу стали на российский манер называть Женькой, показали, как
пикировать капусту, убирать навоз в телятнике, доить коров. И
началась работа. Жизель Исаевна и сейчас, когда прошло уже более
полувека, о тех днях вспоминает только протяжным "о-о-о-о". И не
понять, чего в нем больше: удивления, что все-таки выдержала, или
гордости за себя и совхозных подруг Не было работы в совхозе,
которую бы она ни делала. И нет наверняка в целом мире
француженки, равной ей по количеству наград, полученных вдали от
родины. Почетные грамоты, благодарности, звания ударника и
мастера - золотые руки... Сколько раз ее отмечали, она уже не
помнит. Но одну работу она осваивала тяжело, хотя старалась
каждый день. Не давался ей русский язык - такая вот беда...
Коровы и телята, привыкшие к командам на основе русской
неформальной лексики, французский язык понимать отказывались.
Чтобы как-то выйти из положения, Жизель научилась считать,
каждому теленку присвоила порядковый номер и выдрессировала так,
что по команде "три" или "четыре" будущий бычок поднимался на
ноги и послушно шел за своей долей молока. Так вот они и нашли
общий язык.
Несмотря на помощь всего села, вторую дочь, родившуюся в
"Рубежном", уберечь от болезней не удалось. Остались вдвоем с
Катей. Бывшего своего мужа она давно простила. Умер, говорят, при
девятой жене - царство ему небесное. Своя личная жизнь у Жизель
Исаевны так и не сложилась. "Встретила один новый мужик, но...",
- вспоминает она и сокрушенно машет рукой. Когда отношения уже
зашли далеко, оказалось, что у того мужика есть семья и четверо
детей. И она отправила папашу к тем детям, хотя у самой был уже
от него маленький сын. Одна и вырастила его, но время было уже
другим. Катя к тому времени подросла, о войне вспоминали все
реже, жизнь стала лучше.
Впрочем, что вспоминать о тех днях, когда совсем недавно, на
самый конец 1998 года выпало множество самых невероятных событий.
О ее судьбе рассказало французское телевидение, и тот сюжет
увидела сестра Иветт Дютуа. Вначале, как говорит Жизель Исаевна,
сестра не придала особого значения рассказу о какой-то русской
француженке, но потом увидела фотографии и на одной из них узнала
свою мать. Тогда и поняла, что речь идет о родной сестре...
Что потом было, Жизель Исаевна может выразить только своим
неповторимым "о-о-о". Звонки из Франции всполошили всех ее
соседей, у которых есть телефоны. О ней узнали в посольстве, о
ней писали французские газеты. В конце концов Жизель Исаевна
получила загранпаспорт и стала собираться на родину...
Событий столько, что не хватает русских слов, и наша героиня
прибегает к привычной жестикуляции. Больше догадываюсь, чем
понимаю, как ее замечательно встречали в Москве, а потом на
родине, в Вермиле, - что на севере Франции. В их семье было
четверо сестер и один брат. Оказалось, что все живы. И вот все
сидят за одним словом. И она на родном французском языке
рассказывает о России. Увлеклась так, что не заметила, как
перешла на русский язык.
Иветт ей пальцем в бочок: дескать, не понимают тебя, говори
по- нашему... "Не мешай!" - отмахивается Жизель Исаевна и
продолжает шпарить на ломаном русском. Потом все хохотали над
ней. И слезы были - от радости, что довелось встретиться.
Домой она вернулась под самый Новый год. Праздник встречала
среди внуков. Рассказывала о впечатлениях после поездки во
Францию. Впрочем, рассказывать ей предстоит еще много, ведь у нее
одних подруг чуть ли не полсела. Люди во Франции живут лучше
нашего - в этом Жизель Исаевна убедилась своими глазами. Но сама
она доживать свой век туда бы не поехала. В Самаре и пригородном
совхозе "Рубежное" вся ее семья. А если всем переехать?
Родственники есть, помогут, ведь звали же ее на родину...
"Нет!" - твердо говорит она. Россия - родина ее детей, внуков
и правнуков. Пусть правнучка пока одна, но ведь и других
наверняка дождется. Разве это возраст - 76?
Она не диктовала своим детям, какую в паспорте записать
национальность. Сами решили: они - русские. Во Франции Жизель
Исаевне жилось наверняка бы легче, но она и на свою российскую
жизнь не жалуется. Пенсию получает 379 рублей. Немного, но другие
и такой не имеют. "Жалко вот, что картошка не уродилась..." - с
непередаваемым акцентом говорит она.
Так сокрушаться по неуродившейся картошке может только очень
русская женщина, на горьком своем опыте познавшая значение нашего
"второго хлеба". Первого может и не быть, его в огороде не
посадишь, а на картошке выезжали русские люди в самые лихие
годины. Недаром ведь точно так же в неурожайные годы сокрушается
моя мать, пережившая за свою жизнь два довоенных и один
послевоенный голод.
И еще одна типично русская черта не один раз проявлялась во
время нашего разговора с Жизель. Оценивая свой достаток, она не
раз говорила: "Я - как все... Другим еще тяжелее". Такая
совестливость - неотъемлемое качество настоящих русских людей.
Уезжали мы от Жизели Исаевны вместе с ее зятем Владимиром
Павловичем. Хозяйка, не одеваясь, выскочила на крыльцо своего
двух- этажного дома, в котором занимает однокомнатную квартирку.
Она подняла вверх обе руки, махала ими и что-то кричала нам на
дорожку.
Я знаю, как машут на прощание русские женщины: одной поднятой
вверх рукой, даже не всей рукой - только кистью.
Нас провожала в дорогу самарская француженка...
САМАРСКАЯ ОБЛАСТЬ.




06-01-1999, Труд