Войне и миру нужна мораль

ТАК СЧИТАЕТ БЫВШИЙ АФГАНЕЦ, а ныне преуспевающий бизнесмен.
АНАТОЛИЙ ТРАЧЕНКО.
Наша встреча с Анатолием Траченко, участником афганской войны,
произошла на Тверской земле, у знаменитого Вышнего Волочка.
Анатолий часто бывает здесь, встречается со своими однополчанами,
с которыми ему пришлось вместе хлебнуть военного лиха. По мере
сил пытается он помочь решить экономические проблемы региона, где
уровень жизни населения занимает сегодня одно из последних мест в
стране.
В канун 20-летия ввода войск в Афганистан мы предлагаем
читателям размышления участника событий о войне, отголоски
которой то и дело дают о себе знать в "горячих точках" нашей
страны.
Сегодня призывать к ответу за развал промышленности и
бесконечные конфликты принято реформаторов. Вот, мол, до чего
довели великую страну. Но все началось гораздо раньше. В пропасть
мы покатились еще в начале 80- х годов. Именно тогда я, молодой
офицер, на собственном горьком опыте понял, что не может страна
никого победить, не может никому навязать свою волю, пока ею
правят безнравственные политиканы, а экономика дышит на ладан. На
эту истину открыл глаза Афганистан. Потом все еще раз повторилось
в Чечне. Если не извлечем уроки из тех ошибок, то такой же
бесславный итог нас ждет и в Дагестане.
Исход любой войны зависит от исполнителей. Маршалы, адмиралы
стратеги и тактики, а выполнять приказы выпадает на долю младшему
командному составу и солдатам срочной службы. Победа возможна
лишь тогда, когда они обучены военному делу, подготовлены
морально, имеют внутреннюю идеологическую струну, то есть знают,
ради чего стреляют. Если отсутствует хотя бы один из этих
принципов, этих стержней военного человека, то армия неминуемо
обречена на поражение.
Как было в Афганистане? Армии тогда дали оружие, дали
идеологическое обоснование "братской помощи", но у нее не было
сознания моральной правоты. Поэтому были случаи, когда офицеры не
хотели участвовать в кампании - не возвращались из отпусков,
пускались в бега. Если бы политбюро и высший командный состав
были морально готовы, то, наверное, не бросили бы в пекло
"партизан" - приписной состав, мужиков в возрасте до 50 лет, у
которых были семьи, дети. В январе 80-го года я был в комендатуре
Саланга и своими глазами видел, кто и как шел через этот перевал
на Кабул. Бронетехника еще на территории СССР была
разукомплектована, разворована, и для переброски пехотных частей
использовали гражданские "МАЗы". Этих самых "партизан" везли
прямо в кузовах самосвалов. Про них никогда и нигде не писали,
потому что это был позор вооруженных сил.
Потом на смену приписному составу бросили солдат срочной
службы, которых собирали с миру по нитке, по всем военным
округам. Я был тогда старшим офицером батареи и представлял, что
при таком принципе комплектования любой уважающий себя командир
части на территории Союза отправлял в Афганистан далеко не самых
лучших, а, наоборот, слабо подготовленных в боевом и моральном
отношении солдат. Конечно, были полки элитные или в полном
составе переведенные, скажем, из группы войск в ГДР. Были и в
нашей дивизии хорошо подготовленные подразделения - например,
батальон 180-го полка Владимира Куксы, где командиром роты, а
потом и.о. начальника штаба служил Руслан Аушев. Батареи при
проведении операций закреплялись за мотострелковыми частями. Я не
раз имел возможность оценить боевую подготовку этого батальона.
Однако в массе своей введенные в Афганистан, а потом и в Чечню
войска не были готовы к решению поставленных задач.
Почему так случилось? Военный контингент формировался за счет
так называемых подразделений сокращенного состава. То есть тех
частей, где в мирное время были техника, офицеры, обслуживающий
персонал, но не было солдат. Когда призывали последних, то
командиры уже теряли свои профессиональные качества. Им надо было
снова учиться. Такими были мотострелковые подразделения
Туркестанского военного округа, в том числе и наша 108-я дивизия.
Поэтому войска на первом этапе войны несли тяжелые потери. Наш
опыт в прямом смысле добывался кровью. Я до сих пор не могу
понять, почему, во имя какой справедливости начал работать в
Афганистане суд военного трибунала? Когда брошенные в пекло части
несли потери, то осуждали командный состав, который не имел
опыта, был неподготовлен к ведению боевых действий.
Вот сейчас дагестанцы поддерживают наших солдат. Местные
жители вместе с ними воюют против бандитов. Помню, что и афганцы
нас встречали с распростертыми объятиями - имею в виду простых
людей. Но мы тогда даже не понимали, какая это тонкая материя -
национальные особенности, не представляли, что люди соседних
деревень говорят на разных языках. В этот многослойный
"национальный пирог" мы полезли с топором - и все сами себе
испортили. В Афганистане, как и в Дагестане, уйма народностей, а
мы воевали как с одним противником. И когда даже случайно погибал
член какого-либо племени, то все родственники брались за оружие.
В итоге мы получили на всей территории многотысячные силы
сопротивления. А разве не так было в Чечне, где бомбежки и
артобстрелы сел множили ряды боевиков?
Еще неизвестно, кто нам нанес в Афганистане больше ущерба -
душманы или собственный бардак. Когда ввели в январе войска, то
оружия, боеприпасов было полно, но три месяца не могли наладить
подвоз продовольствия. К весне люди отощали, обессилели из-за
недостатка витаминов. И вот в апреле военные медики затеяли
поголовную вакцинацию 40-й армии. Я отказался от прививки и,
наверное, правильно сделал. Почти половина личного состава
заболела желтухой, потому что ослабевшие организмы с вакциной не
справлялись. Перед началом боевых действий оказалось, что в
частях не хватает личного состава. Пришлось сливать остатки рот и
батальонов, а нестыковки, отсутствие взаимопонимания - это все
множило потери.
Но страшнее было другое - душевный надлом. Солдат, который
идет в бой, должен знать, во имя чего он рискует жизнью. И мы
поначалу считали, что выполняем волю политбюро, правительства и
"всего советского народа". Лично я в начале 80-х за идеи партии
любому бы горло перегрыз. Но какое отношение к себе встречали
солдаты? При проведении политинформаций офицеры каждый день
сталкивались с ляпами, а то и откровенной ложью в газетах. Я был
вынужден объяснять бойцам, почему в газете "Правда" или "Красная
Звезда" написано, что энское подразделение афганской армии взяло
перевал, в то время как при штурме никаких "афганских союзников"
не было и в помине. Все же понимали, что там, дома, властям
безразлично, как мы тут воюем. Там преследовались свои, клановые
политические интересы.
И когда я сегодня слышу бодрые заявления генералов о том, что
разбомбили очередное дагестанское село и войска брошены на штурм
высот, занятых ваххабитами, то мне становится страшно. Похоже,
Афганистан и Чечня нашу власть ничему не научили...
По моему убеждению, всякие боевые действия - это показатель
краха внешней и внутренней политики. Инструмент под названием
"армия" иногда позволяет посредством кулаков показать противнику,
что ты сильнее, что твои аргументы в споре весомее. Но на самом
деле это ничего не доказывает. Равновесие, поддерживаемое с
помощью оружия, - самое зыбкое и ненадежное. Поэтому, играя в
большую политику, никогда нельзя доводить дело до вооруженной
конфронтации.
Скажу откровенно, я не мыслил себя вне армии. Закончил
Московское суворовское, потом Одесское высшее артиллерийское
училище. Мой отец фронтовик, он служил с такими людьми, как
генерал армии Варенников. Вот у таких людей я учился относиться к
службе как к священному долгу. Скажу без бахвальства - был не
самым плохим офицером. Но то отношение к армии, которое я увидел
в Афганистане, просто потрясло. Внутри произошел какой-то слом, и
я как военный человек потерял тот самый идеологический стержень.
В общем, пришел к выводу, что не подобает офицеру принимать
участие в сомнительных затеях сомнительных политиков. Поэтому в
89-м году ушел из вооруженных сил.
Решение снять погоны и начинать жизнь с чистого листа далось
мне не легко. В дальнейшем я закончил Плехановскую академию,
защитил кандидатскую диссертацию. Работал на руководящих
должностях в финансовой системе, спасал проблемные банки от
краха. А с недавних пор вплотную занимаюсь экономикой в
промышленной компании "РИАЛ". Эта работа связана с аналитикой, с
тем, чтобы помогать российским производителям выходить из
депрессивного состояния. И я горжусь, что в сегодняшних
тяжелейших условиях все предприятия компании работают
рентабельно. Как человек, многое повидавший, я точно знаю, что
корни наших неудач лежат в сфере экономики. Если на производстве
разруха, то в стране не может быть ни боеспособных вооруженных
сил, ни нормальных правителей, ни национальной идеи, способной
объединить людей. Вот это главный урок, который всем нам пора
извлечь из последних десятилетий российской истории.
В нашей стране мы не посторонние. И поднять с колен российскую
экономику - наша задача.




08-09-1999, Труд