Одна, совсем одна людей вокруг нет, а зверей она не боится
"Так жить нельзя. Просто невозможно" - вот что осталось после
поездки в эту заброшенную, полуразрушенную вятскую деревню
Мишковцы... Не укладывается в сознании, как может жить в таких
условиях бабушка Афанасия. Одна, без света, в нескольких
километрах от ближайшего, также полузатерянного в снегах
селения...
Афанасия Гавриловна Леушина живет в полном одиночестве уже
около десяти лет. С закрытием фермы деревня опустела: молодые
уехали, старые поумирали, дома развалились - словно под бомбежкой
или под танками побывали. А у нее практически и родственников не
осталось. Где-то в другой деревне был у нее брат, теперь даже не
знает - жив ли. Так уж получилось: всю жизнь она одинока, такой и
осталась на старости лет.
... До покосившихся домиков мы добирались пешком, пробираясь
по сугробам. Долго стучались в первую избушку с окнами,
заткнутыми тряпками. Глядели в них: не случилось ли чего с
хозяйкой? Оказалось, не ее этот дом. Заприметили дымок над крышей
одной хибары и направились туда. Вот и хозяйка показалась на
веранде. Нас сперва не пустила: "Боюсь ведь я вас, вдруг какие
шпаненки". Но сказав десять раз, что брать у нее нечего, Афанасия
Гавриловна все же приглашает нас в горницу. В сенях - колодец, за
стенкой блеют козы, под ногами путается кошка.
В комнате на стене висит портрет генсека Черненко, в углу
старые иконы и пожелтевшие снимки. В центре комнаты
печка-буржуйка с трубой, уходящей в потолок. Впустив нас,
пенсионерка тут же запричитала: "Бросили меня, старуху, одну тут
совсем. Дров власти привезли сырых - на будущую зиму, а мне-то
нужно сейчас топить. Сена не дали. Сама его покупала, и сухие
дрова тоже. Хожу еще по старым домам - собираю доски, но много ль
я заготовлю? Восьмой десяток мне уже".
За продуктами Гавриловна обычно ходит по пятницам, в соседнюю
деревню Симоновка, за 10 километров, когда туда приезжает
"продуктовка", реже - в деревеньку Слободу, за три версты.
Считает, что там мука и сахар дороже. Питается овощами,
картофелем с огорода, молоком от своих козочек. Сказав про
скотину, ошарашивает нас просьбой: "Мужики, может, мне козла
зарежете, а то мне не справиться". Она с надеждой смотрит на нас.
Нет, не сумеем, люди мы городские...
Тут справедливости ради стоит сказать, что предлагали ей
переехать в Слободу, да сама не захотела. Считает, нет смысла. И
там старухи одни живут, никто им не помогает, и за все надо
деньги платить. А тут она сама себе хозяйка.
Главная беда - нет у нее теперь электричества: этим летом
какие-то подонки ночью поснимали со столбов провода. Она их
видела - молодые. Сказали, что денег на водку надо, так что без
света обойдешься.
Так сейчас и живет с керосиновой лампой, без телевизора и
радио. За газетами ходит раз в 2-3 недели на ближайшую почту.
Говорит Афанасия, что весь день что-то по дому делает или
лежит на полатях. Вечером, как стемнеет, поест - и на печку,
отдыхать до рассвета.
Увы, не одна она такая, Гавриловна. Не редкость теперь
встретить в заброшенной деревне одного человека. Как правило, их
родственников уже нет в живых, из родных деревень все разъехались
- податься им, горемыкам, некуда, вот и живут-доживают. Когда
люди так свыкаются со своим отшельничеством, то считают его
нормальным. Вот и Афанасия рассуждает так же: людей ей не надо,
зверей она не боится.
Александр ПОЛОЗОВ.
05-04-2001, Труд