Взрыв жизни
ВЛАДИСЛАВ АНИКИН ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ МОГ
ПОГИБНУТЬ КАК МИНИМУМ ДВАЖДЫ. А ПОСЛЕ НЕЕ - ДЕСЯТКИ РАЗ.
СЕРГЕЙ ТУРЧЕНКО.
В 1941-м под Муромом формировалась 162-я танковая бригада. И
он, 17- летний Слава Аникин, добровольно пришедший в военкомат,
был направлен в ее десантный батальон вместе с пятьюстами такими
же необстрелянными пареньками. Их спешно обучили, не очень
сообразуясь с реалиями того времени. Выводили в поле: конница
слева, конница справа, бей, коли... В первом же настоящем бою все
сложилось по-иному.
Предстояло отбить у фашистов небольшую высоту у деревни
Подгорная. Перед ней ни бугорка, ни кустика - чистое поле. Легкие
танки, которыми была оснащена бригада, поджигались гитлеровской
артиллерией как спички. И тогда в сплошной шквал огня был брошен
десантный батальон. Из 500 в живых осталась половина. Но об этом
Аникин узнал позже. Последнее, что он помнит из того боя, -
бегущие из деревни фашисты, приближающийся вой мины, а затем
боль, рвущая тело на части.
Пять месяцев пролежал в эвакогоспитале под Новосибирском.
Потом - снова фронт, взвод разведки.
...Они вышли на "засечку" огневых точек противника ночью.
Фронтовики знают, что это значит. Нужно вызвать огонь на себя и
засекать, откуда стреляют. В тот раз на фашистской передовой их
словно ждали. Только перебрались через ручей, разделяющий
позиции, как попали в перекрестный автоматно-пулеметный огонь.
Больше половины взвода так и осталось лежать на той стороне
ручья. Аникин тоже был прошит очередью, но товарищ вынес его к
своим.
После госпиталя на фронт уже не направили - по здоровью.
Победу встретил в резервном полку. А когда приехал в Москву в
свой первый послевоенный отпуск, узнал страшное: из его школьного
выпуска 1941 года в живых осталось только двое парней - он и
Владимир Январев. Вот тогда и решил, что не имеет права жить по
привычным меркам. Память о товарищах требовала многократной
отдачи во всем.
Начиналась "холодная война", и Аникин остался в Вооруженных
Силах. В 1954 году с отличием окончил Академию бронетанковых
войск. Его оставляли на кафедре для научной работы, но на
способного офицера уже "положило глаз" другое ведомство. С ним
побеседовали, ничего конкретного не предлагая, и резюмировали: вы
нам подходите.
Через неделю Аникин уже был в Семипалатинске и только тут
узнал, что место его дальнейшей службы - ядерный полигон.
Должность - специалист по измерению и анализу радиоактивного
заражения местности после взрыва.
Тогда испытания водородной бомбы только начинались. Многое
было не изучено, методика обеспечения безопасности лишь
отрабатывалась. По нынешним меркам действия специалистов тех лет
можно охарактеризовать как "безумство храбрых". В блиндажах,
находящихся в 300 метрах от эпицентра будущего взрыва, Аникин с
коллегами устанавливал измерительную аппаратуру. Затем отъезжали
на 15 километров в степь. За минуту до времени "Ч" ложились на
землю ногами в сторону взрыва и ждали.
Вначале ощущалась вспышка. Причем чем бы ни прикрывали глаза,
их все равно пронзал белый неземной свет. Тут все вскакивали - не
по долгу, а из безудержного любопытства, смотрели через заранее
приготовленные закопченные стекла на гигантский шар, который
медленно поднимался, меняя цвет и сплющиваясь под воздействием
отраженной от земли ударной волны. Затем он начинал всасывать в
себя воздух и грунт, превращаясь в зловещий гриб. На это
холодящее кровь зрелище - 40 секунд, и снова - на землю, чтобы не
смело мощной ударной волной. А потом - в видавшую виды
"полуторку" и на всех парах к эпицентру, в блиндажи. Снимали
показания приборов, быстро обрабатывали их и передавали курьерам
для отправки в Москву для дальнейшего анализа.
В принципе уже после войны Аникин мог погибнуть как минимум
сорок пять раз. Именно столько ядерных взрывов он "обслужил".
Каждый из них таил непредсказуемую опасность. Главная - радиация.
Сколько ее он накопил - не знает, ибо тогда такую информацию
скрывали (кстати, до сих пор в медкнижке Аникина нет даже
упоминания о тех дозах). И хотя Аникин сам был свидетелем, как
некоторые сослуживцы заболевали и умирали от лучевой болезни, к
радиации относился тогда, как и многие другие, легкомысленно.
Наибольшее воздействие на психику оказывали видимые результаты
взрывов.
- К ним невозможно привыкнуть, - рассказывал мне Владислав
Сергеевич. - Каждый взрыв воспринимается как увиденный впервые.
Жуть вызывает все - и ударная волна страшной разрушительной силы,
и гул, и свечение. Подъезжаешь к эпицентру, там все горит, земля
в трещинах шириной до метра, иной раз опасаешься, что не
перепрыгнешь. Почва оплавлена, с пузырьками кипения, как пемза.
Специально установленные для изучения воздействия взрыва бетонные
надолбы "текут", как мороженое в жаркий день. А вокруг тысячи
трупов зверьков, змей, ящериц. Все это вместе в сочетании с
многолетним отрывом от "цивильной" жизни очень сильно действовало
на нас. Случаи лучевой болезни были редки, а вот нервы у многих
не выдерживали.
На пятом году службы на полигоне случилась неприятность и с
Аникиным. Работая в лаборатории, он вдруг потерял сознание.
Пришел в себя в госпитале. Врачи вынесли вердикт: истощение
нервной системы.
Подлечился, окреп и... добился возвращения на полигон. Кроме
повседневных обязанностей, у него там было еще одно сокровенное
дело: разработка новой методики исследования ядерного взрыва. Она
легла в основу кандидатской диссертации, при защите которой одним
из оппонентов был брат Игоря Васильевича Курчатова - тоже видный
ученый Борис Васильевич Курчатов. Он с восхищением отозвался о
разработках, которые в несколько раз повышали эффективность
исследования ядерного взрыва.
Затем долгие годы Аникин занимался конструированием приборов и
систем для защиты от оружия массового поражения. Эта работа легла
в основу докторской диссертации, которую Аникин закончил, уже
работая в Академии химической защиты. В частности, по методикам
полковника Аникина и с использованием изобретенных им приборов
проводились работы по ликвидации последствий аварии в Чернобыле.
Сегодня 75-летний Владислав Сергеевич, как всегда, в делах и
заботах. Он профессор Военного университета радиационной,
химической и биологической защиты. Подготовил десятки военных
специалистов высочайшего класса, написал и издал 120 книг и
учебников, большинство из которых, конечно, секретные. До
недавнего времени и сам Владислав Сергеевич был засекречен,
поскольку информация, которой он обладает, имеет особую важность
для обороны государства.
Что же питает такую активность, жажду полезной для общества
деятельности? Может, ответ на вопрос - в рассказе Аникина о
странном явлении - "взрыве жизни" в районе радиоактивного
облучения. Через год- два после испытания вокруг оплавленного
фантастической температурой шлакового пятна возникает зеленое
кольцо из буйной растительности - гигантская, в рост человека
трава, невообразимых размеров "мясистые" солончаки. Вот так,
невольно думаешь, и Аникин, возможно, облучен, что породило в нем
гипертрофированную сосредоточенность на деле, обостренное чувство
долга и ответственности.
- Вы живете по меньшей мере тремя жизнями: профессионального
военного, ученого-практика, педагога. Какая самая трудная? -
спросил я его в конце беседы.
- Та, которая началась совсем недавно, - с горечью ответил
Владислав Сергеевич. - Сейчас приходится как бы заново учиться
жить и отстаивать исконные ценности, такие, как патриотизм,
добросовестный труд, бескорыстие, человечность... Противостоять
циническому прагматизму труднее, чем явному и открытому
противнику. Но не за то умирали мои сверстники, чтобы мы сегодня
отдали Родину на поругание такому врагу, как бездуховность. Стоял
и до последнего вздоха буду стоять за все подлинно высокое, что
накопил в себе русский народ за многовековую историю.
05-05-1999, Труд