Выход из пещеры стремится найти известный писатель юрий мамлеев в своем последнем романе

Юрия МАМЛЕЕВА можно, видимо, назвать "философствующим
писателем". В 60-е годы был известным в "самиздате" автором,
лидером так называемых "сексуальных мистиков". Потом покинул
страну, опубликовал за рубежом несколько книг Одним из первых
вернулся в Россию. Интерес к его творчеству не снизился, а,
скорее, наоборот - том "Избранного", изданного в 1993 году,
разошелся быстро. Скоро в издательстве "Лимбус-Пресс" выйдет его
новый роман "Блуждающее время". А недавно "АСТ" и "Вагриус"
выпустили двухтомник Мамлеева - "Черное зеркало" и "Бунт луны". С
этих книжек мы и начали наш разговор.
- Ну, двухтомник это довольно условный. Каждая книга
самостоятельна. "Черное зеркало" - это рассказы конца века,
главный цикл в нем так и называется: "Конец века". А в "Бунт
луны" вошли ранние рассказы. В России они были напечатаны лишь в
"Избранном" в 1993 году. Центральный цикл книги - "Южинский", по
имени переулка, где я родился, где жил...
- И где собирались ваши "сексуальные мистики"?
- "Сексуальные мистики" - это, скорее, хохма. Был тогда среди
нас замечательный художник, Владимир Ковенацкий. Сюрреалист.
Рисовал всяких монстриков. Он и выдумал газету с названием
"Сексуальные мистики". Мы ее вывешивали в коридоре. Со всякими
рисунками: гробы, девицы вылетают из гробов и так далее... А
напротив жил милиционер, который постоянно возмущался: "Юра,
почему у тебя висят картины с голыми бабами?!" Но газета была
лишь невинным прикрытием...
- Чего же?
- Тех встреч, которые там происходили. У нас появлялись и
диссиденты, тот же Владимир Буковский. А это посерьезней любых
девиц. Хотя в основном, конечно, собирались писатели и художники,
представители "неофициального" искусства - Рабин, Сапгир, Холин,
Зверев. Они и были моими читателями. С моими рассказами, кстати,
при советской власти творился полный абсурд. С одной стороны, их
нельзя было печатать, с другой - в них не было ничего
антисоветского. А после скандала с Синявским к неофициальным
писателям вообще относились довольно осторожно. Приходилось
оглядываться на Запад. Так что "Южинский" цикл - не социальная
сатира. Это сатира на тот космос, в котором мы находились и
находимся. Ведь абсурдна сама жизнь на Земле... Мучения,
страдания, неизвестность. Непрерывные войны, а в ХХ веке еще и
запрещение и обесценивание религий... Словом, сплошная насмешка
неба над Землей.
- Любую сатиру на любой космос власть всегда принимает на свой
счет...
- Да, хотя абсурд постоянен. Вот об этом-то и написано в
"Бунте луны".
Ведь луна в традиционной мифологии - отражение солнечного
света, жизни. Вторичное бытие. Планета мертвых. И планета душ. А
бунт... Бунт против состояния ограниченности, обреченности,
жизненного абсурда.
- И бунт не минувшего века, не советский или постсоветский, а
всегдашний?
- Всегдашний. Другое дело, что цивилизация ХХ века его
усугубила.
- О чем ваш новый роман?
- Об отступлении земного ада. Чернота отодвигается на задний
план. Так что "Блуждающее время" - роман переломный. Новый
Мамлеев. Об уничтожении мрака путем раздвижения рамок реальности.
По Платону, наш мир - пещера, вокруг которой целый океан иной
жизни. Мой роман - попытка выглянуть из этой пещеры.
- Где вам лучше печатается?
- Здесь, конечно. Хотя понравилось еще в Германии и во
Франции. Но и в подполье было удивительно. Всех нас (и не только
нас) объединяла любовь к искусству, не омраченная никакими
социальными моментами. Все было искренне. Искусство для
искусства, для жизни и для души. Все шли до конца. Тот же Веничка
Ерофеев - как он обнажил себя!
- Кстати, о Ерофееве. Вот у Лимонова он почему-то Вениамин, у
вас - в "Московском гамбите" - Дорофеев. Почему?
- Насчет Лимонова не скажу. А я специально не хотел никого
называть. Писалось-то все при советской власти, хоть и в
эмиграции.
- Год назад в одном из интервью вы, говоря о Путине и нынешней
власти, подчеркнули, что он ничем еще себя не проявил, не
показал. Вот, сказали вы, пройдет полгода-год, тогда и посмотрим,
тогда и будет о чем говорить. Год прошел...
- Год прошел, и надо сказать, что за это время сделано много
позитивного. Раньше было ощущение падения, обалдения и
растерянности. Сейчас, как ни странно, наступила некоторая
психологическая стабилизация. А ведь жизнь-то не сильно
изменилась в лучшую сторону. Просто люди очень хотят нормальной
жизни, стабильности. И это несмотря на то, что стабилизация в
нашем советском сознании всегда связана с диктатурой, какими-то
ограничениями и запретами. Запретов пока не так много,
демократические свободы не нарушены. Правда, такой баланс -
стабильности и свободы - сохранить очень трудно. Хотелось бы,
чтобы Россия вошла в мировое сообщество, сохранив себя.
- Понятно. Общая ситуация такова, что появилась надежда. А как
дело с литературой, литературным процессом?
- Литературный процесс не зависит от социальной ситуации. И в
сложные, скажем так, времена появляются писатели исключительного
таланта. Литература имеет свое тайное развитие, не зависимое от
политики.
- Ну а сейчас есть литература, приток новых умов и талантов?
- Конечно! Как раз сейчас и появляются новые писатели и поэты.
Совсем другое поколение - не советское, не антисоветское и даже
не постсоветское.
- Мимосоветское?
- Именно. Просто российское. Они начнут новую эру в культуре.
Вот совсем недавно в Московском отделении Союза литераторов РФ
образовалась секция метафизического реализма. Течения,
родоначальником которого считают меня. Секцию основал поэт
Дмитрий Силкан. Он и является составителем большого поэтического
сборника "Мистерии бесконечности". Там собраны поэты и прозаики
данного направления. Они пытаются описать реальность, выходящую
за пределы человеческой жизни, экзистенциальные, религиозные
вопросы...
Вообще ощущение чего-то нового есть. И с книгоизданием не так
плохо. Книги читают, магазины забиты.
- Значит, вы теперь глава литературного направления. А если
брать не "мамлеевцев", кто вам нравится?
- Ну, например, Нина Садур.
- А Сорокин, Пелевин?
- Безусловно. Сорокин вообще считает меня в чем-то своим
учителем. А вот "внутренним учителем" Пелевина стал подпольный
писатель Виталий Ахромович. Уникальный человек, умер в середине
90-х. Типичный писатель-нонконформист. Он не печатался, даже
когда можно было. Имел ограниченный круг почитателей. Пелевин был
на его поминках.
- Ваш новый роман, как вы говорите, это некий выход из
платоновской пещеры. А у Сорокина, вы считаете, выход есть?
- Изображение ада жизни - лишь первая ступень в творчестве.
Как у Гоголя. После мертвых душ должны быть живые. Другое дело,
что в художественном даре писателя это может быть и не заложено.
Он и рад бы изобразить свет, да не в силах.
- То есть Сорокин идет к своему второму тому "Мертвых душ",
неизвестно лишь - доберется ли?
- Именно так. У Кафки вот в свое время не получилось.
- И Ерофеев до своих Петушков так и не добрался...
- Ну "Петушки" до определенного момента - все-таки светлая
вещь. По крайней мере до середины. Но... тоже замкнутый круг Как
и у Кафки.
- Вы ходите в книжные магазины?
- Да, конечно. И видно сразу - люди читают, несмотря на то что
книги стоят довольно дорого. Да и книжный голод есть - внутри
России. В глубинку доходит мало книг, хотя там много книжных
магазинов. Но книги-то нужны не только в Москве и Питере, а по
всей стране. И высокого качества.
- Кстати, насчет качества. Вы не боитесь, что масскульт совсем
вытеснит настоящую литературу?
- Массовая культура и массовая литература существовали всегда.
Просто сейчас во всем мире массовая американская культура
вытесняет европейскую. Что будет у нас - трудно сказать. У нас
ведь все - и плохое и хорошее - всегда как-то переворачивается,
приобретает совершенно иной смысл.
- А повсеместное и поголовное сближение масскульта и высокой
литературы?
- Это неизбежно. Но - во всяком случае в России - высокая
культура не погибнет. Слишком сильна литературная традиция.
- Периодику читаете? Газеты, журналы?
- Последнее время мало. Времени не хватает...
- Литература может существовать в газетах?
- Частично может. У вас в "Труде" Поляков публикуется,
Кублановский, Киреев... А вот журналы традиционные, "толстяки",
конечно, в упадке страшном.
- Не жалко "толстяков"? Да и что после них будет - что-то
новое или полный крах?
- Появится новое. Новые журналы, где будет все - и настоящая
литература, и, так сказать, наша современная жизнь. А "толстяков"
жалко, конечно. Впрочем, жизнь непредсказуема. Может, и появится
современный толстый журнал.
- У вас дома, мы заметили, очень много подсвечников. Один даже
перед компьютером стоит. Вы что же, за компьютером при свечах
работаете?
- Конечно, нет. Свечи любит моя жена. А рядом с компьютером...
Это имеет некоторый символический смысл. Сочетание старого и
нового.
- Вы и пишете небось на бумаге... Или сразу в компьютер?
- Нет, именно на бумаге. Правда, не гусиным пером. Потом
заношу в компьютер. А сразу мне даже на машинке печатать
неприятно.
- Другой текст получается?
- Конечно. Печатание - уже какое-то отчуждение, стена между
тобой и текстом. Авторучка же - инструмент мысли... И появляется
настоящий, глубинный контакт между бумагой и автором...
- То есть по аналогии с вашим рассказом "Душевнобольные
будущего" вы так сказать, писатель прошлого.
- В техническом смысле - да.
- Вера Павлова, недавний лауреат премии Аполлона Григорьева, в
одном из интервью сказала, что поэт пишет буквы (она как раз
поэт), а прозаик - слова. Вы что пишете?
- Слова, которые складываются в предложение, создают
композицию. Но и гармонию звуков. Звукосмысл.
- Помимо подсвечников, мы у вас еще и стопку книжек Акунина
заприметили в прихожей. Почитываете втихую?
- Читаю для отдыха. Когда простужен, например. Чтобы избежать
стресса. Это все же не так ужасно и навязчиво, как телевизор.
Екатерина Селезнева, Евгений Лесин.




05-07-2001, Труд