Родион щедрин: диктатуре авангарда пришел конец

На днях в Лондоне состоялся концерт, посвященный 70-летию
выдающегося русского композитора Родиона Щедрина.
Для участия в нем приехали сам Щедрин и его супруга - балерина
Майя Плисецкая. Перед началом концерта с ними встретился
корреспондент "Труда".
- Родион Константинович, вы уже примирились с мыслью, что
вступаете в восьмой десяток?
- Мне в это не только трудно поверить, но и вообще осознать
такой возраст. Но вот другие, как видите, "осознают" и даже
считают это поводом для некоторых торжественных мероприятий. К
круглой дате (она наступит в декабре) в разных странах готовятся
концерты, на которых будет исполняться моя музыка. За последнее
время мы с Майей Михайловной уже побывали на "моих" фестивалях в
Голландии, Финляндии, Италии. А в Германии будут сразу два
фестиваля, и оба - осенью.
- На родине вас тоже не забыли?
- Ну что вы, конечно, нет! День своего рождения я, по
традиции, проведу в Москве, где пройдет связанная с юбилеем серия
музыкальных событий. Для меня это будет особенно приятно.
А потом - Нью-Йорк. Тамошняя филармония заказала мне огромное
сочинение протяженностью в целый концертный вечер, которое будет
исполнено в день моего рождения. Хотя, в сущности, в Америке мой
юбилей начали отмечать уже некоторое время назад. В частности,
меня назвали "композитором года" за плодотворную работу с
Питсбургским симфоническим оркестром.
- А пока на очереди Англия?
- Совершенно верно. Первый концерт пройдет в Вигмор-холле,
лучшем камерном зале Лондонa. Второй - в Оксфорде.
- Что именно из ваших работ мы здесь услышим?
- Сперва я выступлю в роли пианиста, сыграю три старые вещи.
Потом ко мне присоединится Александр Ивашкин, с которым мы
покажем Сонату для виолончели и фортепиано, написанную в 1996
году. Первым исполнителем этого произведения был Мстислав
Ростропович. Во втором отделении Дмитрий Ситковецкий сыграет
Сонату "Менухин", посвященную памяти великого скрипача, а
английские солисты исполнят пьесу "Три пастуха" для флейты, гобоя
и кларнета.
- Вы уже полвека сочиняете музыку. Очевидно, ваш творческий
почерк за это время сильно изменился.
- Главное - я остался самим собой. Я не поддавался поветриям
моды. Знаете, есть люди, которые раньше писали в "серийной"
технике, а теперь стали, как по команде, минималистами. Но это
все преходяще. Я всю свою жизнь оставался честен как автор,
сочиняя так, как мне это подсказывало сердце.
- А какое направление сейчас актуально в академической музыке?
- Как ни странно, никакое. Самое главное - к счастью, начинает
ослабевать "диктатура авангарда", которая еще недавно была так
сильна в современной классической музыке. Знаете, этакие
сочинения без полутонов: оглушительно громко - исчезающе тихо,
сногсшибательно быстро - невероятно медленно...
Сейчас музыка становится более естественной. Композиторы
меньше думают о том, как к произведению отнесутся критики. Больше
стараются прислушиваться к самим себе, руководствоваться
интуицией.
- Поговаривают о закате русских классических музыкальных
традиций. Дескать, эпоха великих - таких, как Прокофьев,
Шостакович, - безвозвратно ушла.
- Не согласен. Россия не оскудела талантами. Имена называть не
стану, чтоб никого не обидеть, но, поверьте, очень много
одаренных людей, интересных произведений. Хотя, конечно,
музыкантам в России по-прежнему очень трудно. Представьте себе,
солисты Большого театра получают в месяц около 100 долларов, а
оркестранты - по 40-60. Недавно ко мне обратился очень хороший
музыкант, просил устроить ему выступления в Европе. Где угодно,
говорит, хоть в баре. Это, конечно, очень грустно.
- Родион Константинович, в советские времена наша система
музыкального образования считалась едва ли не лучшей в мире. А
теперь на Западе раздаются голоса: мол, эта система переживает
упадок.
- Снова не соглашусь. Я хорошо знаю Московскую консерваторию,
в которой когда-то преподавал. Думаю, что и сегодня это -
сильнейший музыкальный вуз мира. Даже несмотря на то, что многие
уехали. Кстати, что касается уехавших: они оказывают весьма
положительное влияние на музыкальное образование в других
странах.
- Вы ведь тоже постоянно живете в Германии.
- Точнее, снимаем небольшую квартиру в центре Мюнхена и часто
там бываем. Это объясняется чисто практическими причинами. В
Германии находятся мои издатели, агентство, защищающее мои права.
Кроме того, я - член Баварской академии музыки. Но заметную часть
времени мы проводим в своей московской квартире. А еще у нас есть
собственный дом в Литве, в Тракае.
Вообще мы много ездим. Творческих приглашений хватает с
лихвой. Если условия подходящие, то стараемся никому не
отказывать.
- Переход от того, что у нас именовалось социализмом, к
рыночным отношениям прошел для многих наших соотечественников
болезненно. А как его перенесли вы?
- Так же, как и все: очень тяжело. Все наши сбережения в
одночасье превратились в ничто. Зарплату Майи Михайловны
переводили из театра на ее сберкнижку. И вдруг эти цифры на
счетах перестали что-либо значить. Словно она работала зазря...
Конечно, большинству пришлось еще туже, но и нам тоже было очень
горько. Даже не хочется обо всем этом вспоминать.
- До отъезда из страны вы занимались активной общественной
деятельностью. Не жалеете, что отдали ей столько сил?
- Конечно, я бы мог уделять больше внимания собственной
композиторской персоне. С другой стороны, для меня было большой
честью возглавлять Союз композиторов России, который основал сам
Дмитрий Шостакович. Когда в самом начале 90-х я ушел с этого
поста, меня избрали почетным председателем. В нашем творческом
союзе, в отличие от многих других, всегда была очень хорошая
атмосфера. Там и сейчас мир и взаимоуважение. Я очень этому рад.
- В годы перестройки вы активно участвовали и в политической
жизни страны.
- Да, я был членом межрегиональной группы, "Московской
трибуны". Принимал участие в самых горячих дебатах на съездах
народных депутатов... Сейчас встречаемся иногда в Москве с
друзьями тех лет, вспоминаем. Кого-то уже нет в живых. По сути,
мы были дон- кихотами. Пока такие искренние и чистые люди, как
Алесь Адамович или Юрий Афанасьев, надрывали свои сердца, другие
набивали себе карманы. К сожалению, дон-кихотов оказалось
немного...
- Как вы относитесь к нынешнему кремлевскому руководству?
- Думаю, что России наконец-то выпала удача. Путин на посту
президента по-настоящему работает, а не треплется, как это
нередко бывало до него.
- Один очень личный вопрос к вам и Майе Михайловне. Вы женаты
более 40 лет. Притом каждый из вас - выдающаяся творческая
личность со своим сильным характером, своими представлениями о
жизни, наконец своим, напряженным творческим графиком. Скажите,
как вам удалось сохранить мир и согласие в семье?
- Объяснение у нашего "супружеского долголетия" простое: это
все благодаря Щедрину, - говорит Плисецкая. - У меня характер
действительно не самый легкий, но он всегда умел находить подход,
сказать именно те слова, которые нужно. На свете есть только один
Щедрин. Он неповторим.
- Да нет (слово снова берет композитор), на самом деле Майя
Михайловна очень терпелива. Ради любимого человека готова
переносить любые неудобства. Я ее так и называю - "терпушка".
...А потом был концерт. Перед его началом состоялось не совсем
обычное действо: часовая беседа с композитором прямо на сцене.
Вел ее известный английский музыкальный критик, редактор
влиятельного лондонского журнала "Опера" Джон Аллисон. Публику
интересовали и подробности жизни композитора в советское время, и
его взгляды на историю музыки, и личные планы. Щедрин говорил
очень откровенно, не раз вызывая аплодисменты аудитории.
Что до самого концерта, то он прошел с большим успехом и, как
написала газета "Таймс", стал выдающимся событием музыкального
года в Британии.
В перерыве прославленная балерина подписывала многочисленным
британским поклонникам свою знаменитую книгу "Я - Майя
Плисецкая", только что вышедшую на английском языке в Нью-Йорке и
Лондоне. Автограф Майи Михайловны ложился рядом с напечатанными в
начале книги словами посвящения: "Моему мужу Родиону Щедрину".
Зураб Налбандян, соб. корр. "Труда".




05-07-2002, Труд