TRUD-ARCHIVE.RU Информационный архив газеты «ТРУД»

Сделано от сердца

ТАК ОЦЕНИЛ КОГДА-ТО АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН
РАБОТУ ХУДОЖНИКА-ЗЭКА.
Петр РАШКОВ, соб. корр. "Труда".
В 25 Леонида Недова заочно приговорили к смертной казни. Восемь
лет художник-самородок, студент-недоучка, скрывался. Правда,
через месяц тягостного ожидания в одиночке вердикт все же смягчили:
25 лет лагерей.
Судьба паренька из Тирасполя сложилась непросто. Грянула война.
Леонид отстал от поезда, в котором семья эвакуировалась на восток.
К счастью, не сгинул среди беспризорной шпаны, не пустился во
все тяжкие. Пригрели военные. Вначале сыном полка считался. А
в 42-м ему стукнуло 18 - и бойцом стал. Дошел с боями до Венгрии.
Еще на фронте открылся у Леонида дар художника. В минуты затишья
рисовал портреты однополчан. Позже наброски эти стали пропуском
в Одесское художественное училище. Там он, фронтовик, выглядел
ветераном и по возрасту - 23 года, и по жизненному опыту.
Беда подступила оттуда, откуда не ждал. Леонид, увлеченный
учебой, забыл, что существует такая прозаическая вещь, как прописка.
Поначалу действовала справка, данная при демобилизации. Но через
полгода вдруг выяснилось, что студент Недов - "нелегал". По тем
временам это было серьезным грехом.
Наверное, можно было обратиться в "органы" - повиниться, выдумать
какую-нибудь вескую причину своим действиям, вернее, бездействию.
Конечно, по головке бы не погладили, но и больших неприятностей
удалось бы избежать. Но случилось то, во что сам Недов раньше,
на войне ни за что бы не поверил: недавним бравым солдатом вдруг
овладел животный страх. Страх лишиться свободы. И понеслось,
словно снежный ком с горы, - один неверный шаг, второй, третий...
Однажды в Кишиневе, куда Леонид перевелся, сокурсник сообщил,
что Недовым интересуется милиция. С тех пор в училище - ни ногой.
Ночевал где придется. Даже к родителям в Тирасполь наведывался
лишь по ночам. Умом понимал, что каждый день только усугубляет
вину. Решился на прямое преступление: подделку прописки. Конечно,
понимал, что стоит на краю пропасти. Наверное, поэтому рука дрогнула,
и нехитрый штамп не удался. Начал подтирать ластиком - испортил
всю страницу. Тогда решил: надо новый паспорт купить. А деньги
где взять? Вселившийся бес подсказал и тут "выход": 50-рублевая
купюра из-под рук беглого художника вышла - от настоящей не отличишь.
В этом убедился в ближайшем же киоске. Первый "успех" вдохновил...
Сколько он "полтинников" тогда нарисовал (часть из них, кстати,
до сих пор хранится в музее МВД Молдавии), Леонид уже не помнит.
В ход пустил несколько, остальные придержал для покупки документа.
Но на его след напали: как ни талантлив художник- фальшивомонетчик,
а с монетным двором ему соперничать не под силу.
В колонии по прихоти судьбы сидеть довелось в родном Тирасполе
- жизнь оказалась, по зэковским мерками, вполне сносной. Недова
выручил дар, который оценили и начальство, и сами заключенные.
Заказы тех и других он постоянно выполнял, безотказно рисуя все,
что попросят.
Но выстоять внутренне помогла не поденщина. Душу Недов вкладывал
в рисунки, которые делал для себя самого. Недостатка в яркой
натуре не было: колоритных характеров и типажей в колонии не
счесть. Книгу "Один день Ивана Денисовича" Недов прочитал "за
колючкой", и она обозначила новый поворот в его судьбе. Пораженный
глубиной и силой, с которой описана в этой повести лагерная жизнь,
Леонид отправил Солженицыну письмо и небольшую бронзовую скульптуру
узника. Позже в одном из томов "Архипелага ГУЛаг" великий писатель
расскажет ее историю. А тогда, получив подарок незнакомого ему
человека, Солженицын тут же откликнулся письмом: "Ваша скульптура
сделана от сердца, - писал Александр Исаевич, - и доходит до
сердца. Как фигура безымянного обобщенного зэка она удалась отлично.
В ней и груз годов, и безысходность, и воля к жизни. Очень хорош
опорный клочок лагерной земли, совсем не дающий ему простора.
Но и сшибить его отсюда не сшибешь, стоит он прочно и даже продвигается,
ватные брюки, бушлат - все очень верно... Я с удовольствием (слово
не то... с осознанием подлинности и близости) поставлю ее в своей
комнате, и она будет мне лишний раз напоминать о страдающих людях,
о которых, впрочем, я никогда не забываю".
Переписка продолжения не имела - Недов отвечать писателю почему-то
не стал. Однако Солженицын уже и сам не мог выкинуть из памяти
незнакомого ему талантливого лагерника. Удивленный молчанием
художника, связался с его матерью. И начал борьбу за спасение
парня. Уговорил известных писателей написать письма Хрущеву с
просьбой помиловать подающего надежды скульптора, художника -
привлек адвокатов - и через месяц свершилось, казалось, невозможное:
Недов вышел на волю.
Вскоре состоялась их встреча. Недов захватил с собой папку
лагерных рисунков. Солженицын оценил их столь высоко, что решил
использовать в качестве иллюстраций к "Архипелагу", который в
то время дописывал. Лучшего признания таланта Недова не могло
и быть. Однако замыслу не довелось сбыться. Солженицына выдворили
из СССР, "Архипелаг" был издан за границей - с одним-единственным
рисунком Недова. Остальные художник решил доработать и передать
любимому писателю, но включить их в книгу уже не получилось.
После зоны Недов с жаром включился в работу, создал немало
выразительных скульптурных миниатюр, хотя и служил в скромной
должности рубщика по мрамору Художественного фонда. Вниманием
функционеров от искусства обласкан не был, выставлялся крайне
редко. Хотя нельзя сказать, что вовсе был забыт властями. Мастер
миниатюры Недов создавал по заказам сувениры такого класса, что
не зазорно было дарить самым уважаемым людям. Так великолепные,
но безымянные работы появились у Билла Клинтона и Жака Ширака,
Кофи Аннана и Сулеймана Демиреля, других зарубежных политических
лидеров, с которыми доводилось встречаться и вести переговоры
руководителям Молдавии...
Нынешняя власть заказов Недову пока не дает. Да и не из чего
делать скульптуры: год назад художника обокрали. Ведь его материал
- бронза - металл, особенно ценимый ворами и перекупщиками. У
Недова умыкнули почти тонну сырья, когда-то предоставленного
еще лидером ЦК республики Иваном Бодюлом. Унесли и инструмент,
а самое страшное - работы мастера. В их числе - скульптуры "Солженицын",
"Мама с передачкой", так нравившаяся автору "Архипелага" и упоминаемая
в этой книге, девять лагерных сюжетов, выполненных характерным
для Недова способом - эмалью по рельефной металлической основе.
Не без труда нашел я разоренную мастерскую Недова. Казалось
бы, к художнику со столь сложной судьбой должно быть особое отношение,
прежде всего со стороны коллег Но: в Союзе художников Молдавии
мне не смогли дать даже номера его телефона. С трудом припомнили,
что "мастерская где-то на Скулянке".
И вот меня встречает чета Недовых. Сам скульптор в свои 78
еще вполне работоспособный, но, говорят, заметно сдавший после
кражи, предпочел больше молчать, в основном поддакивая супруге.
35 лет уже верной спутницей и надежной опорой опальному мастеру
служит гордая чеченка Тамара. Ей не было и 18, когда они встретились,
а ему в ту пору исполнилось уже 43. Годы и сложная судьба не
лишили Тамару Ивановну энергии. Однако разговор наш сложился
непросто: уж слишком горьки обиды, которые супругам постоянно
доводится испытывать.
- Что пользы от того, - выговаривала мне Тамара Ивановна,
- что вы о нас в газете расскажете? Прочтут - и тут же забудут
о том, что есть такой Недов. Помощи нам ждать неоткуда. Воруют
давно, полиции надоело приезжать на наши вызовы, говорят: охраняйте
ваш сарай с металлоломом сами...
После ограбления и вынужденного простоя художнику и показывать-то
особенно нечего. Но я все же увидел известную скульптуру "Демонстрация"
- единственную, с которой мастер был удостоен чести участвовать
в республиканской выставке. А позже я повстречался с работами
Недова в куда более прозаической обстановке: в магазине, где
выставляют свои вещи на продажу местные художники. Вот и Недовы
решили расстаться с последним. Жить-то надо.




05-08-2002, Труд