Гений и злодейство - вправду несовместны? на этот вопрос по-своему ответил альфред шнитке

"Без музыки моей мне жизнь была бы непонятным сном...
Сверлящая тоска изгрызла бы из глубины нутра, пав на уста
отравой". Эти слова главного героя оперы Альфреда Шнитке
"Джезуальдо", наверное, мог бы отнести к себе и сам автор
партитуры, первое в России концертное исполнение которой
состоялось на днях в Большом зале Московской консерватории.
Произведение, исполненное Государственной симфонической
капеллой под управлением Валерия Полянского, задумано
композитором в начале 90-х годов, а впервые поставлено в мае
95-го в Вене.
Увы, российские театры пока не заинтересовались "Джезуальдо".
Может, потому, что в нем нет дополнительных приманок вроде
политического душка, присутствующего в первой опере Шнитке "Жизнь
с идиотом" (несколько лет назад "Труд" писал об этом музыкальном
памфлете, показавшемся тогда более "замечательным" как запоздалая
антисоветская агитка, нежели как серьезная композиторская
работа). Но главная причина "нелюбопытности" по отношению к
"Джезуальдо", думаю, другая: это чрезвычайная сложность вокальных
партий, требующих от солистов огромного эмоционального и
физического напряжения на протяжении почти двух часов кряду.
А ведь по "крутости" идеи (причем идеи в отличие от "Жизни с
идиотом" абсолютно неконъюнктурной, даже антиконъюнктурной)
вторая опера Шнитке даст фору не только своей непосредственной
предшественнице, но и большинству самых мрачных драм, когда-либо
воплощенных на оперной сцене. Еще бы, композитор осмелился
бросить вызов самому Пушкину. Помните с детства заученную фразу:
"Гений и злодейство - две вещи несовместные..."? Шнитке
подвергает эту истину сомнению. И надо сказать, делает это не без
основания:
немецкое либретто поэта Рихарда Блетшахера (русский перевод
Алексея Парина) зиждется не на пустом вымысле, а на реальных
фактах биографии знаменитого итальянского композитора XVI - XVII
веков Джезуальдо ди Веноза. Однако Джезуальдо пребывал не только
в "музыкальном пространстве" - он был графом и жил в Неаполе. А
неаполитанские нравы во все времена отличались суровостью, мало
чем разнясь от сицилийских или, скажем, наших северокавказских.
Графу изменила жена, и его клан жестко постановляет: Джезуальдо
должен убить оскорбителей родовой чести. Что уважаемый персонаж
музыкальных энциклопедий - создатель изысканнейших мадригалов,
великий знаток гармонии, предвосхитивший многие находки самого
Вагнера и т.д. и т.п. - делает даже с чем-то вроде вдохновения,
заодно приканчивая и собственного малолетнего сына.
Вся опера Шнитке - это в каком-то смысле одна гигантская
музыкальная фраза. То, что происходит по сюжету, и действием-то
можно назвать лишь условно: нам то показывают венчание графа в
церкви, то переносят на семейный совет Джезуальдо по вопросам
брачного контракта, то вновь возвращают в церковь, то делают
свидетелями первой прогулки молодоженов по бесчисленным комнатам
мрачного дворца (явная параллель с историей о графе Синяя
Борода), то в третий раз напоминают о свадьбе в храме... Время
будто спрессовано, эпизоды перемешаны, как в больном
воспоминании. Опера, пожалуй, и есть такой сказ-воспоминание о
событиях, которые произошли когда-то, но сверлят сознание
неотступно - так, что уже невозможно понять, где прошлое, где
настоящее, куда вообще направлен вектор времени... Вдобавок
трудно отличить речь одного персонажа от речи другого:
практически все партии выдержаны в духе экзальтированного
речитатива, господствует гнетущая эмоциональная атмосфера
неотвратимости злодеяния - своеобразный "отрицательный экстаз",
возбуждение отчаяния. Признаюсь, не сразу настроился на этот лад
и даже грешным делом скучал поначалу. Но постепенно магическая
сила музыки Шнитке захватила, и к заключительной сцене убийства
младенца (его назойливый крик, удивительно правдоподобно
имитируемый в оркестре, действительно натягивает нервы до
предела) от былой скуки не осталось и следа. Прозвучавший же в
эпилоге хор- обобщение воспринимался как напоминание о том
страшном, что стоит порой рядом даже с прекраснейшими людскими
деяниями.
Хоть по музыкальной изобретательности, яркости мелодических
интонаций, выпуклости контрастов "Джезуальдо" заметно проигрывает
более ранним сочинениям Шнитке, произведение это - мощное и
цельное свидетельство силы человеческого духа. Борясь со страшной
болезнью (Шнитке уже перенес к тому моменту несколько инсультов),
композитор продолжал творчество, поднимал "запретные" темы,
мужественно заглядывая в самые темные стороны души, о которых
люди, считал музыкант, должны непременно знать.
Сергей БИРЮКОВ.




06-12-2000, Труд