Звездные войны главных конструкторов

Личные отношения двух легендарных, выдающихся конструкторов -
Сергея Павловича Королева и Валентина Петровича Глушко, внесших
неоценимый вклад в развитие отечественной космонавтики, - были в
50-60-е годы не только плохими, а откровенно неприязненными,
порой даже яростно "оппонентскими". Каждый руководил крупным
коллективом, был академиком и "основоположником". Королев, как
свидетельствуют энциклопедические словари, - основоположник
"практической" космонавтики, Глушко - отечественного ракетного
двигателестроения. Какая кошка пробежала между ними? С чего
начинался конфликт и как развивался? Какие вообще отношения
складывались среди капитанов космической отрасли? Об этом мне
рассказывали те, кто несколько десятилетий назад был в гуще
событий. Прежде всего я встретился с академиком Василием
Павловичем МИШИНЫМ, который был правой рукой Сергея Павловича
Королева, его бессменным первым замом со дня основания завода в
подмосковных Подлипках. В 1966 году после трагической смерти
Главного конструктора на операционном столе в кремлевской
больнице (операция, как считали тогда некоторые авторитетные
медики, была плохо подготовлена) Мишин стал его преемником,
возглавив ОКБ-1.
- Василий Павлович, у Королева, как известно, были не простые
отношения не только с Глушко, но и с другим главным конструктором
- Янгелем, а также генералом Каманиным, министром оборонной
промышленности Устиновым, некоторыми другими руководителями.
Может быть, все дело во властном характере, неуступчивости,
неуживчивости Королева?
- Я с этим категорически не согласен. Характер у Сергея
Павловича был действительно твердый, можно сказать, и властный,
но не он стал причиной несложившихся личных отношений Королева с
Глушко, Устиновым, Янгелем. В каждом случае - своя история, и я
бы не решился делать какие-то обобщения. Хотя, конечно же, и
ревность к славе, пусть безымянной (фамилия Королева стала
известна стране только после его смерти), и соперничество, и
амбиции играли определенную роль.
Давайте посмотрим, как развивалась коллизия Королев - Глушко.
Начиналось все с принципиальных споров по техническим вопросам.
Валентин Петрович, например, не верил, что можно управлять
полетом баллистических ракет дальнего действия с помощью
подвижных (качающихся) камер сгорания. Он категорически выступал
за использование газоструйных рулей. Между тем качающиеся камеры
обещали неоспоримые преимущества при создании новых ракет.
Главным центром двигателестроения в нашей стране руководил
Глушко.
Переубедить его не удавалось. Пришлось конструкторскому бюро
Королева самостоятельно заняться "непрофильным" делом -
разработкой и изготовлением рулевых двигателей, управляющих
вектором тяги.
В споре победа оказалась на нашей стороне. Двигатели были
созданы, установлены на знаменитой "семерке". Эта ракета выводила
на орбиты искусственные спутники, космические корабли "Восток",
"Союз", летает она в модифицированном варианте и сейчас.
- Однако производственные споры, пусть даже по таким
принципиальным вопросам, не обязательно должны приводить к
ухудшению личных отношений. Ну доказали Глушко, что оказались
правы, дальше-то зачем углублять конфликт?
- Надо понимать, что речь идет не о теоретической дискуссии,
это был удар по самолюбию, по престижу Глушко. А он не тот
человек, который забывает подобные вещи. И позже разногласия не
просто усиливались, а приобрели принципиальный характер. Трещина
в отношениях превращалась в пропасть. Это ярко проявилось во
время работ над ракетой тяжелого класса, получившей служебное
название Н-1. По проекту стартовая масса составляла в первом
варианте 2200 тонн, полезный груз - 75 тонн. Глушко отказался
делать ракетные двигатели для Н-1. Их изготавливал коллектив,
возглавляемый Н. Д. Кузнецовым.
Хочу заметить, что и Королев, и я открыто, жестко выступали
против использования весьма опасных для здоровья обслуживающего
персонала токсичных видов ракетного топлива - азотного
тетроксида, гептила и других. Глушко же неизменно настаивал на
применении наряду с керосином еще и ядовитых компонентов. Вот
здесь и проходил водораздел наших противоречий: гептил или
нетоксичные кислород-керосиновые двигатели. Очень жесткие были
столкновения. Я и сегодня, спустя десятилетия, не изменил свою
позицию. Есть серьезные основания полагать, что у немалой части
солдат и специалистов, работавших на заправке ракет
высококипящими компонентами топлива, ухудшилось впоследствии
здоровье.
- Хорошо известный вам Борис Евсеевич Черток, который тоже был
замом у Королева, в своей книге "Ракеты и люди" рассказывает о
стычках между Королевым и Глушко. Во время приезда в Подлипки
Брежнева (тогда еще просто секретаря ЦК) Глушко говорил о
"некомпетентных товарищах из ОКБ-1". В другой раз, обращаясь к
Гришину, заместителю председателя Госкомитета оборонной техники,
Валентин Петрович просил избавить его от диктата Королева при
выборе схемы двигателей. Черток пишет, что "разногласия Королева
и Мишина с Глушко имели тяжелые последствия для нашей
космонавтики". Вы согласны с этим?
- Разумеется. Вопрос лишь в том, на ком лежит за это
ответственность. Дело было, однако, не только в наших отношениях
с Глушко. В целом вся атмосфера в верхних эшелонах отрасли
оставляла желать лучшего. Если бы не многоходовые интриги,
подковерная борьба, в которой участвовали не только ряд главных
конструкторов, но и Устинов, и партийные "бонзы", страна могла
использовать вдвое или втрое меньший промышленный потенциал и
добиться больших успехов. Параллелизм и дублирование в
космической отрасли дорого обошлись нашему государству.
- Как у вас складывались отношения с Глушко?
- Я никогда не скрывал своего мнения, и это не нравилось
Валентину Петровичу. У нас были деловые споры, что, по-моему, не
должно влиять на личные взаимоотношения. Открою вам "секрет",
который знали многие руководящие работники королевской фирмы. Я
ведь тоже нередко спорил с Сергеем Павловичем - жестко,
бескомпромиссно, эмоционально. Бывало, после этого мы в течение
недели не разговаривали. Когда в этот период надо было решать
экстренный производственный вопрос, нас соединяли по телефону
секретари. Но это никогда не перерастало в личную вражду. Через
несколько дней либо я заходил к Королеву, либо он ко мне, и снова
работали вместе, потому что верили друг другу и занимались одним
общим, очень важным делом.
Но Глушко ничего не забывал. И хотя в 50-е годы у нас были
очень хорошие отношения, потом они испортились. Я расскажу о
нашей последней встрече на заводе в Подлипках. После смерти
Сергея Павловича Королева я в течение восьми лет возглавлял
ОКБ-1. В 1974-м генсек Брежнев с подачи секретаря ЦК КПСС
Устинова освободил меня от занимаемой должности (соответствующего
документа, кстати, я так и не видел), назначив новым
руководителем предприятия Глушко. Когда он приехал на завод, я
протянул ему руку, но он демонстративно ее "не заметил". Какое-то
время мне пришлось заниматься в ОКБ обычными в таких случаях
документами, в том числе актом приема-передачи. Днем я зашел
пообедать в столовую для руководящего состава. Сел в сторонке,
доедаю котлету. Вошел Глушко.
Увидел меня, резко отшвырнул стул, круто развернулся и ушел.
На работников столовой жалко было смотреть. Чтобы не создавать им
трудности, я попросил в последующие дни приносить мне обед в
кабинет. После подписания акта Глушко распорядился вообще не
пускать меня на завод. Я даже не смог забрать свои вещи.
- А в чем причина конфликта с Устиновым?
- Вначале он очень много делал для создания в стране ракетной
техники, энергично поддерживал Королева, наше КБ. Но со временем
масштаб задач стал ему не по плечу. Цена принимаемых им решений
возросла многократно. А он не очень разбирался в этой сложнейшей
сфере, не хотел брать на себя колоссальную ответственность,
рисковать. Бесконечные совещания, согласования. Королев же с
каждым новым успешным запуском "набирал очки". Хрущев уже мог
позвонить ему напрямую, и это лишь усиливало ревность Устинова,
недовольство "слишком много на себя бравшим" главным
конструктором. Да, ревность, зависть, опасение получить сильного
конкурента - в этом, как представляется, одна из причин изменения
отношения к Королеву. Им, как двум медведям в одной берлоге,
стало трудно уживаться.
Я думаю, что и Михаила Янгеля Устинов направил к нам в
головной институт не случайно - хотел иметь "своего" человека.
Потом Янгеля назначили руководителем Днепропетровского
ракетостроительного завода и КБ. Он тоже не любил Королева.
Устинов пытался "перетянуть" меня на свою сторону или по
крайней мере "убрать" из королевского КБ. Однажды вызвал к себе,
на площадь Маяковского, где размещалось тогда Министерство
вооружений. Сказал, что подготовлен приказ о моем назначении
главным конструктором зенитных ракет. "А Сергей Павлович знает?"
- спросил я. Устинов удивился. "Вы же поругались, не
разговариваете целую неделю". Даже это, оказывается, он знал. Но
я отказался от заманчивого предложения. Были и другие попытки
"приблизить" меня, однако успеха они не имели.
- Получается, что Королев и вы держали оборону одновременно на
нескольких фронтах, в том числе серьезные разногласия возникали и
с генералом Каманиным, которому подчинялся Звездный городок. В
дневниках Каманина есть такие записи. "Мишина надо снимать с
работы, и чем раньше, тем лучше". "Королев топчется на месте,
мешает другим... тормозит наше продвижение в космос". "Королев
всячески будет добиваться того, чтобы "отобрать" космос у ВВС".
Из-за чего возникла эта "холодная война"?
- Опять-таки главным образом из-за амбиций. Нередко
ожесточенные баталии разворачивались вокруг кандидатур
космонавтов, которых нужно отобрать для очередного полета.
Некоторые руководители ВВС "продвигали" военных летчиков и очень
настороженно относились к гражданским специалистам. Невероятных
трудов, например, нам стоило "пробить" в состав экипажа
Феоктистова, Елисеева, Лебедева, Кубасова. Даже отправить наших
специалистов на подготовку в Звездный было очень сложно. Поэтому
когда меня назначали руководителем ОКБ-1, я во время встречи с
генеральным секретарем Брежневым попросил только одно: создать
при Министерстве общего машиностроения отряд гражданских
космонавтов. Надоело без конца упрашивать Каманина. Брежнев дал
указание, такой отряд был создан.
Мне потом рассказывали, что Каманин был в ярости.
- Много легенд ходит о том, что Королеву якобы "поставляли
женщин". Вот и Феоктистов пишет. "Что касается женщин, наверняка
они были. Даже существовала подозрительная квартира в наших
подлипкинских "черемушках". Иногда происходил какой-то странный и
даже смешной обмен двусмысленными репликами с Мишиным за столом
во время обеда. Как будто они хвастались друг перед другом
победами на любовном фронте". Правда ли это?
- Все это выдумки. Служебная квартира для приезжающих
командированных была, это обычная практика. А в отношении женщин
ничего подобного за Королевым я не замечал. У него, по-моему,
была только одна страсть - работа.
- Расскажите о самых ярких эпизодах, связанных с Королевым,
которые остались у вас в памяти.
- Последний раз я разговаривал с Королевым по телефону за
несколько дней до смерти. Рассказал о делах и о том, что надоели
все эти нападки "сверху". "Вот, написал рапорт об уходе", -
говорю. "Они только и ждут от нас таких рапортов, - с горечью
ответил Королев. - Порви свою "бумагу" и выброси в корзину...".
Еще один эпизод относится к периоду, когда мы жили с Сергеем
Павловичем в одном домике на Байконуре. Как-то он позвонил домой
дочери Наташе, чтобы поздравить ее с днем рождения. Но дочь
бросила трубку, не стала разговаривать. Сергей Павлович, человек
сильный, волевой, сел на стул и заплакал. Никогда не забуду
этого. А после смерти Королева я нашел в его служебном сейфе
бережно хранившиеся Наташины школьные тетрадки. Передал их
Наталье Сергеевне.
Иногда приходит кощунственная мысль: Королев умер вовремя. Еще
бы полгода, и его "задвинули...".
* * *.
После встречи с академиком Мишиным я беседовал и с другими
ветеранами космической отрасли. Все подтверждали: неприязненные
отношения Устинова, Глушко, Янгеля с Королевым очень мешали делу.
Владимир Николаевич Ходаков, работавший заместителем начальника
управления Министерства общего машиностроения, рассказал мне, что
однажды на большом совещании конфликт между Королевым и Глушко
достиг такого накала, что Сергей Павлович вышел из зала, бросив
на ходу своему оппоненту: "Засранец". "Сам засранец", - парировал
Глушко. После этого они старались без крайней необходимости
вообще не встречаться друг с другом, не разговаривать.
И после смерти Королева Валентин Петрович продолжал очень
ревниво относиться к популярности первого руководителя ОКБ-1.
Спустя много лет (в 1977-м) я попросил Глушко, с которым у меня
были очень хорошие отношения (до сих пор храню десятки его
"фирменных" поздравлений с праздниками), чтобы он разрешил
известному ученому Борису Викторовичу Раушенбаху (работавшему
тогда на предприятии) рассказать о Королеве. Без санкции
Генерального конструктора беседовать было нельзя, а Глушко
согласия не давал. С трудом все же уговорил Валентина Петровича,
но после этого он перестал замечать меня. Удивительно, какой силы
чувства бушевали в душе этого внешне очень спокойного,
невозмутимого человека.
Виталий Головачев.




07-02-2001, Труд