Доведенная до отчаяния женщина потребовала в суде самого сурового наказания для сына-наркомана

За все время, что длился процесс, она ни разу не взглянула на
сына. Не повернулась в его сторону, даже когда подруга толкнула
ее в бок и взволнованно зашептала: "Посмотри, Галя, он плачет".
Сидевший на скамье подсудимых Сергей действительно плакал. В
этих слезах было, очевидно, бессилие и растерянность, обида на
самого близкого ему человека и животный страх перед зоной. Он до
последнего не верил, что родная мать "сдаст" его милиции и
доведет дело до суда. Не верил, что она откажется от него и перед
оглашением приговора сможет произнести:
"Настаиваю на самом суровом наказании". В своем последнем
слове он обращался к ней: "Мама, если ты считаешь, что я в чем-то
виноват, прости меня". Но она его словно и не слышала.
"В чем-то виноват, - повторяет Галина Петровна и обреченно
продолжает: - Нет, он так ничего и не понял". И я вижу, что слезы
сына ее нисколько не тронули. Потому что в них, по мнению матери,
было все, кроме раскаяния.
- Знаете, Сергей с детства был каким-то неуемным,
расторможенным. Как-то раз, когда ему было всего два года, он
самостоятельно ушел в детский сад. Мы с мужем в прихожей
одевались и не заметили, как он прошмыгнул в дверь. Совсем
маленький, в валеночках, коричневом пальтишке, - при этих словах
голос теплеет, на уставшем лице Галины Петровны появляется
улыбка. - Мы бросились его искать. Идем по улице, зачем-то санки
пустые за собой тащим, всех прохожих спрашиваем: не видел ли кто
мальчика? Это был первый его уход из дому...
Сережа, хотя и рос излишне подвижным и непоседливым, в
общем-то мало чем отличался от своих сверстников. В то время
Галина Петровна работала костюмером в Омском музыкальном театре и
очень часто брала с собой сына. В пять лет он в первый раз вышел
на сцену: служкой в балете "Эсмеральда". За что, как настоящий
актер, получал зарплату - рубль за выход. Галина Петровна до сих
пор вспоминает об этом с гордостью.
А когда Сергею исполнилось шесть, родители расстались.
Произошло это как-то нелепо и странно. Его отец, актер Омской
драмы, большой любитель шумных компаний и продолжительных
застолий, на гастролях в Курске опоздал на спектакль. Попросту
проспал после очередной бурной вечеринки. Тут же уволился из
своего театра и устроился в местный. Галина Петровна надеялась
сохранить семью и даже поехала к мужу, чтобы объясниться. Но
напрасно.
Маленький Сережа сильно переживал. Звонил отцу по телефону и
грозил ему самым страшным наказанием, какое могла придумать его
детская головка: "Вот я вырасту большим, приеду и поставлю тебя в
угол".
Отец умер в 1992 году - не проснулся после тяжелой операции на
желудке. А Сергею было пятнадцать лет, и он уже прочно сидел на
игле. Беспутный характер сына и раньше давал себя знать. Он часто
приносил из школы чужие вещи, прогуливал уроки. Галина Петровна
даже вынуждена была обратиться за помощью к медикам. В
психиатрической больнице ей сказали, что Сергей нуждается в
индивидуальном подходе, и если она не хочет потерять сына, то
хотя бы раз в три года его необходимо класть в больницу.
"Психушки" он до сих пор мне не может простить", - с горечью
говорит Галина Петровна.
Просидев два года в шестом классе, Сергей бросил школу и зажил
своей жизнью. Отношения с матерью совсем разладились. Удержать
дома его было невозможно. Сергея неодолимо тянуло на улицу, где
его ждали сомнительные, по мнению Галины Петровны, друзья. Ни
уговоры, ни угрозы на него уже не действовали. Он скитался по
городу, ночевал в теплотрассах и возвращался к матери только в
сопровождении милиционеров. О том, что ее сын стал употреблять
наркотики, она узнала случайно. Как-то летом заметила, что
Сергей, несмотря на жару, ходит в рубашке с длинными рукавами.
Тогда же в первый раз увидела на его руках страшные следы от
уколов. Но было уже поздно. В шестнадцать лет Сергея судили за
грабеж, и он оказался в исправительной колонии в Морозовке.
Галина Петровна тяжело переживала разлуку с сыном, тратила
последние деньги на передачи, со слезами на глазах читала его
письма, начинавшиеся неизменно: "Здравствуй, милая мама". Она еще
надеялась, что, когда он вернется, все изменится, кошмар
забудется и Сергей начнет нормальную жизнь.
Она еще не знала, что все самое страшное в ее жизни - впереди.
После колонии Сергей не только продолжал колоться, но и сам
начал продавать наркотики. Кухня их маленькой однокомнатной
квартиры превратилась в лабораторию по производству зелья. Запах
ацетона, казалось, навсегда въелся в стены, с потолка свисали
какие-то желтые лохмотья. "Бизнес" сына больших доходов ему не
приносил. Иной раз у него не было денег даже на дозу для себя.
Несколько раз мать пыталась лечить сына. Особенно в те редкие
моменты, когда он и сам начинал понимать, что долго так не
протянет. Но воля его уже была сломлена. Больше всего Галина
Петровна боялась, что Сергей своими вечно трясущимися руками
ненароком прольет уже готовый наркотик. Тогда он становился
совсем неуправляемым, зверел и срывал накопившееся зло на матери.
Страшно ругаясь, заставлял ее на коленях ваткой собирать с пола
разлившееся зелье и отжимать в чашку. Несчастная женщина покорно
делала все, что он требовал, моля Бога, чтобы сын ее не бил. Один
раз, не выдержав, она пригрозила Сергею, что пойдет в милицию.
Чтобы мать не смогла позвонить в его отсутствие, он избил ее,
натянул на шею собачий ошейник, поводком связал руки, затолкал в
рот грязную тряпку. В таком положении она провела несколько
часов...
Чтобы пореже бывать дома, она устроилась вахтером. Вернувшись
с ночного дежурства, всякий раз заставала Сергея спящим на кухне.
Пробуждение его было страшным. Он набрасывался на мать с
упреками, точно она была виновата во всех его бедах, требовал
деньги на наркотики. Она уже и сама не верила, что этот
обезумевший человек мог когда-то быть ее маленьким сыном, так
трогательно игравшим служку в "Эсмеральде".
- Меня повсюду преследовал этот нескончаемый кошмар, я стала
панически бояться сына, своей беспросветной жизни, - признается
Галина Петровна. - Один раз встретила незнакомую женщину, которая
шла по улице и тихо улыбалась чему-то своему. И я подумала:
неужели еще есть люди, которые могут просто нормально, спокойно
жить... Жить без страха, унижений, боли.
Мне это показалось невероятным.
В последнее время Галина Петровна старалась ночевать у
знакомых. А в тот день решилась заглянуть после работы домой.
Боялась, что одурманенный зельем Сергей заснет, забудет на плите
чайник и спалит квартиру. Первое, что бросилось в глаза, - нет
ковра на стене. Вместе с ним с кровати пропали одеяло и две
подушки. Нетрудно было догадаться, куда делось все это добро.
Сын был дома, и по всему было видно, что ему плохо. С порога
он набросился на мать и стал требовать деньги. С криком "Я убью
тебя!" он повалил мать и несколько раз ударил ее головой об пол,
после чего начал избивать ногами. Угомонился, только когда
женщина пообещала занять деньги у соседки. Она, не долго думая,
выскочила в подъезд и бросилась на улицу. И в тот же день
написала заявление в УВД-2 Центрального округа.
9 октября состоялся суд. За все время, пока длился процесс,
Галина Петровна ни разу не взглянула на своего сына. Хотя кто
знает, что в это время творилось у нее в душе? Сергея приговорили
к четырем годам лишения свободы и принудительному лечению от
наркомании. На следующий день мать снова на последние деньги
купила ему передачу, но от свидания отказалась.
Сергей прислал ей уже два письма. Начинаются они, как и письма
из Морозовки: "Здравствуй, милая мама". Показывая их мне, Галина
Петровна повторяет: "Нет, он так ничего и не понял". И нет у нее
никакой надежды, что за эти четыре года он что-нибудь поймет.
Поэтому из Омска Галина Петровна собирается уезжать. "Я даже в
одном городе боюсь с ним жить", - признается она. А на прощание,
робко глядя на меня, произносит: "Не пишите обо мне плохо. Я,
правда, боролась за него...".
Цена прощения.
По нашей просьбе комментирует директор московского центра
реабилитации наркозависимых "Страна живых" Дмитрий КОРЕНЯК:
К сожалению, описанная в материале трагическая ситуация вполне
типична, во всяком случае, мне она достаточно знакома и понятна
(о роли и степени вины семьи, безотцовщины - здесь говорить не
будем). В наш центр попадают ребята, которые употребляли
наркотики (чаще всего - героин) как минимум в течение трех лет.
Именно такой случай мы и обсуждаем. Специалисты прекрасно знают,
что родители, члены семей наркоманов - это люди, которым помощь и
реабилитация часто нужны не меньше, чем самим пострадавшим от
наркотиков.
Что может быть более противоестественным, чем мать, которая
уже не может, не способна любить своего сына? А ведь один из
самых страшных православных грехов - убийство любви. Она пошла на
это, но, возможно, это был единственный возможный для нее способ
попытаться спасти сына.
Был у нас мальчик, которому мать просто сказала: "Вот тебе
ремень, вешайся". Кто-то захлопывает дверь и отказывается
впускать в дом сына-наркомана. И очень часто именно такой
поступок родителей - реальный способ спасти ребенка. Кому-то
может показаться, что мать, о которой рассказано в материале,
отреклась от сына. Неправда. Такой стала ее любовь.
Обычно любовь говорит человеку: "Если любишь, прости". И это
правильно, так и должно быть в нормальном мире, при нормальных
человеческих отношениях. Но в том-то и суть, что наркотики - это
ненормальный, "перевернутый" мир. Это мир, где все наоборот, где
прощение может стать губительным, а отказ простить - единственным
шансом вернуть любимого человека в нормальный мир.
В связи с этим у меня есть серьезные претензии к медикам.
Почему матери в таких ситуациях опускают руки? От отчаяния. Разве
кто- нибудь сказал им, что из этого тупика есть выход? Слишком
часто сегодня звучит тезис о том, что наркомания неизлечима.
Гораздо важнее сказать, что ее можно вылечить, хотя действительно
очень трудно. Потому что наркомания - не только медицинская, но и
социальная болезнь. Чисто медицинские мероприятия типа очистки
крови и кратковременной психотерапии, конечно, нужны, но они не
могут решить эту проблему. Настоящая реабилитация - задача
педагогики и социальной работы. Пока мы не добьемся понимания
этой истины на государственном уровне, наркомания будет у нас
носить ярлык неизлечимой болезни. И число отчаявшихся матерей, у
которых наркотики отбирают, убивают детей, будет стремительно
расти.
Игорь Баринов.




07-02-2002, Труд