Белые пятна на черной речке

О ЧЕМ РАССКАЗЫВАЕТ ПАПКА "ВАН
ГЕККЕРЕН - ПУШКИН".
Государственный архив Нидерландов передал России уникальные
исторические документы, в которых содержатся не известные ранее
подробности дуэли Александра Пушкина и Жоржа Дантеса.
Руководителю Федеральной архивной службы России Владимиру Козлову
были вручены копии всех служебных писем, относящихся к конфликту
и дуэли Пушкина и Дантеса. Эти письма были направлены из Санкт-
Петербурга в Гаагу нидерландскими дипломатами, включая барона Луи
ван Геккерена. Переданные документы до настоящего времени не были
известны широкому кругу читателей. Тем не менее автор данного
материала имел возможность ознакомиться с ними непосредственно в
Гааге несколько лет назад.
В читальном зале Государственного архива Нидерландов заказы
выполняются почти мгновенно: несколько команд компьютеру - и
темная кожаная папка с надписью "ван Геккерен - Пушкин" у меня в
руках. В папке - более 20 документов, большая часть которых
написана по- французски на плотной, украшенной старинными гербами
бумаге. Срочные донесения, секретные депеши, направленные из
Санкт- Петербурга в Гаагу и связанные со "скандальной дуэлью" на
Черной речке, в результате которой погиб великий русский поэт.
Под главными из этих депеш - подпись барона Луи Берхарда ван
Геккерена, посла нидерландского королевства в российской столице.
Хотя историками и литературоведами со всей неопровержимостью
доказано, что непосредственным поводом к дуэли явились грязные
пасквили, распространявшиеся Дантесом с ведома ван Геккерена,
тщетно было бы искать в депешах посла хотя бы строчку о подлинных
причинах трагедии. В первой такой депеше, направленной в Гаагу
сразу после дуэли в форме "частного письма", посол убеждает
министра иностранных дел Голландии барона Верстолка ван Сулена в
том, что он, ван Геккерен, никак не мог предотвратить
случившееся, и пытается обвинить в трагедии самого поэта.
"Происходя от одного африканского негра, любимца Петра Великого,
г-н Пушкин унаследовал от предка свой мрачный и мстительный
характер" - таков стиль этого "частного письма".
Однако уже день-два спустя, когда волны всеобщего возмущения и
горя буквально захлестнули российскую столицу, тон депеш,
направляемых в Гаагу, меняется: посол вынужден признать, что
"российское общественное мнение высказалось о кончине г-на
Пушкина с большей силой, чем предполагалась".
Но, сделав такое признание, ван Геккерен тут же успокаивает
своего высокопоставленного адресата: дескать, речь не идет о
людях, с мнением которых следует считаться в Гааге. "Чувства, о
которых я теперь говорю, принадлежат лицам из третьего сословия,
если так можно назвать в России класс промежуточный между
настоящей аристократией и высшими должностными лицами, с одной
стороны, и народной массой, совершенно чуждой событию, о котором
она и судить не может, - с другой", - утверждает он. И тут же,
пытаясь спасти собственную карьеру, напоминает министру о своих
заслугах на дипломатическом поприще, униженно просит не отзывать
его из Санкт-Петербурга или, в крайнем случае, "назначить к
другому двору". "Как верный и преданный слуга, я буду ожидать
приказаний его величества, будучи уверен, что отеческое попечение
короля примет во внимание при данных обстоятельствах, которых ни
изменить, ни предвидеть я не мог, тридцать один год моей
беспорочной службы, крайнюю ограниченность моих личных средств и
заботы о семье, для которой я служу в настоящее время
единственной опорой...".
Разумеется, посол в своих депешах всячески стремится обелить
Дантеса. Оно и неудивительно: если вспомнить знаменитые строки
Лермонтова, который писал, что убийца Пушкина "заброшен к нам по
воле рока на ловлю счастья и чинов", можно с полным основанием
сказать, что "волю рока" олицетворял в данном случае не кто иной,
как барон ван Геккерен. Именно он, познакомившись в Германии с
отпрыском обедневшего французского аристократа, роялистом и
искателем приключений по имени Дантес, пригласил его в Россию, а
затем решил и усыновить его; в биографии Дантеса, написанной его
внуком Луи Метманом, говорится, что король Голландии грамотой от
5 мая 1836 года разрешил ему "принять имя, герб и титул барона
Геккерена как лично для него, так и для его потомства...".
Чины для новоиспеченного сына посла не заставили себя ждать:
не успел Дантес появиться в Санкт-Петербурге, как был по приказу
царя зачислен на офицерскую должность в Кавалергардский полк,
хотя даже для российских аристократов дорога в офицеры этого
привилегированного полка пролегала через обязательное юнкерство.
"Гвардия ропщет", - заметил 26 января 1834 года по этому поводу
Пушкин, и эта запись в дневнике поэта была, насколько известно,
первым упоминанием им имени своего будущего убийцы.
Портрет Дантеса, фанфарона и карьериста, был написан еще
современниками Пушкина после гибели поэта - но и в наше время
вносятся подчас новые штрихи. Сошлемся хотя бы на изданную в 1995
году в Милане книгу "Пуговица Пушкина", принадлежащую перу Серены
Витали, профессора университета г
Павия. Ей впервые удалось пробиться к архиву Дантеса,
хранящемуся у его потомков. В этом архиве находятся письма,
посланные им ван Геккерену в 1835 году, когда барон отбыл из
российской столицы за границу, дабы начать официальные хлопоты об
усыновлении Дантеса. "Надеюсь сделать карьеру достаточно
блестящую, - писал Дантес из Санкт-Петербурга своему будущему
приемному отцу. - Ночью - танцы, поутру - манеж, после полудня -
сон".
Красноречивая самохарактеристика...
В депешах, направленных в Гаагу ван Геккереном, рисуется образ
"другого Дантеса" - чуть ли не благородного рыцаря, силою
обстоятельств вынужденного "защищать свою честь". Подобные
утверждения, может быть, и могли ввести кого-то в заблуждение в
Гааге, но не в России. Российское общество все решительнее
требовало сурово наказать убийцу поэта, и двор вынужден был
прислушаться к этим требованиям. 30 марта 1837 года военный
министр граф Чернышев по распоряжению царя подписал приказ, в
котором говорилось, что поручик барон Геккерен-Дантес "лишается
чинов, приобретенного российского дворянского достоинства и
разжалуется в рядовые". Царь, в свою очередь, самолично
распорядился "рядового Геккерена, как не русского подданного,
выслать с жандармами за границу, отобрав офицерские патенты".
Если вам доведется побывать в небольшом французском городке
Сульце, что у подножия Вогезских гор, загляните на местное
кладбище: там и сегодня можно видеть могильную плиту с
полустершейся надписью: "Барон Шарль де Геккерен-Дантес, родился
5 февраля 1812 года, умер в Сульце 2 ноября 1895 года". Из
материалов гаагского архива явствует: Дантес мечтал получить
голландское гражданство, однако это его желание не сбылось, и
причиной тому была не дуэль, а то, что он грубо нарушил
голландские законы. Согласно конституции Нидерландов, подданный
этой страны имел право находиться на военной службе государства
лишь по специальному разрешению голландского короля. Дантес этим
требованием пренебрег, за что и поплатился. Впрочем, если не
считать данного инцидента, убийца поэта, насколько известно,
прожил в целом спокойную жизнь, не омраченную ни укорами совести,
ни запоздалым раскаянием.
Но вернемся к папке "ван Геккерен - Пушкин". В этой папке есть
не только пронизанные тревогой за собственную карьеру депеши ван
Геккерена - есть в ней и сообщение о трагедии на Черной речке,
подписанное советником голландского посольства в Санкт-Петербурге
Иоганном Корнелисом Геверсом. И как же разительно отличается она
от депеш посла! Голландский дипломат Геверс, не считаясь с
позицией своего непосредственного начальника, особо подчеркивает,
что дуэль Дантес - Пушкин привела к гибели поэта, по праву
считающегося "литературной славой своей страны". "У него был
буйный и вспыльчивый характер, он любил, особенно в молодости,
азартные игры и острые ощущения, но позже годы начали умерять его
страсти, - пишет о Пушкине голландский дипломат. - Он был
рассеян, разговор его был полон обаяния для слушателей. Вовлечь
его в беседу было нелегко, заговорив же, он выражался изящно и
ясно, ум у него был язвительный и смешливый...
Знакомство с биографией Пушкина и чтение его произведений
легко объясняет, почему их автор был мало почитаем некоторой
частью аристократии, тогда как остальное общество превозносило
Пушкина до небес и оплакивало его смерть как непоправимую утрату.
Колкие, остроумные намеки, почти всегда направленные против
высокопоставленных особ, которые изобличаются либо в
казнокрадстве, либо в пороках, создали Пушкину многочисленных и
могущественных врагов...".
Как явствует из материалов гаагских архивов, министр
иностранных дел Нидерландов прислушивался не к Геверсу, а к ван
Геккерену и, пытаясь защитить барона, усердно убеждал короля
Вильгельма I в том, что "состоявшаяся дуэль, по всей вероятности,
не создает таких серьезных помех его жизни и деятельности в
Петербурге, которые помешали бы ему выполнять функции посла". Но
то были тщетные старания: судьба посла решалась не в Гааге, и ван
Геккерен, как и Дантес, вынужден был покинуть Россию. Николай I,
нарушив протокол, не дал голландскому послу прощальной аудиенции.
Хотя, по свидетельству Геверса, передал барону, "как
доказательство своего благоволения, бриллиантовую шкатулку,
украшенную портретом Его Величества".
Выстрел на Черной речке прервал дипломатическую карьеру ван
Геккерена, но власти Голландии не оставили экс-посла и даже его
потомков без покровительства и долго пытались сберечь репутацию
знатного рода. Еще в 1905 году российский посланник в Гааге Н.
Чарыков пытался познакомиться с содержанием папки "ван Геккерен -
Пушкин", но в ответ на свой запрос получил от голландского МИД
официальное уведомление, гласившее, что обнародование этих
документов "в настоящее время является нежелательным, так как оно
было бы неприятным для проживающих ныне в Голландии и за границей
родственников барона ван Геккерена". В 1911 году с аналогичным
запросом обратился к голландским властям российский посол в Гааге
граф Пален. И снова - отказ. По данным сотрудников голландского
архива, документы из папки "ван Геккерен - Пушкин" впервые
увидели свет (да и то в отрывках) в 1937 году на страницах
парижского журнала "Revue des Etudes slaves", когда отмечалось
100-летие со дня гибели поэта. Изложение этой публикации в том же
году появилось и на страницах издававшегося в СССР журнала
"Литературный современник"...
Сегодня полные тексты документов, содержащихся в папке "ван
Геккерен - Пушкин" открыты для исследователей. Сопоставляя эти
уникальные документы с известными нам многочисленными
свидетельствами друзей и недругов Пушкина, мемуарами его
современников, изысканиями специалистов, можно полнее, ярче
представить себе и обстоятельства дуэли, и атмосферу, которая
царила в Санкт-Петербурге в те скорбные январские дни 1837 года,
когда Россия оплакивала своего великого поэта. И как современно
звучат сегодня, через полтора с лишним века после трагедии на
Черной речке, строки из послания в Гаагу голландского дипломата
Геверса: "Пушкина рассматривают в России вне всяких школ, на
которые делится там литературный мир. Как личность гениальная, он
умел черпать красоты из каждого жанра. И в России он - глава
школы, ни один из учеников которой до сих пор не достиг
совершенства своего учителя...".
Юрий Корнилов.




07-02-2002, Труд