Владимир машков: не люблю слов навсегда и никогда известный актер и режиссер обещает, что во мхате на его спектакле людей будут выносить из зала - как умирающих от смеха

Содержание новой комедии "N13", которую Владимир Машков ставит
нынче на большой сцене Художественного театра имени А.П.
Чехова, премьера которого состоится сегодня, держится в
секрете от публики. Так пожелал сам режиссер, наказав кассиршам
на вопрос любопытных: "О чем пьеса?" - отвечать: "Не известно, но
очень смешно". Потенциальные зрители хорошо усвоили, что, как бы
иронично критика ни отзывалась о постановках замечательного
актера, все равно его спектакли становятся событиями. С Машковым
мы договорились встретиться по окончании репетиции в актерском
фойе МХАТа. Я торопилась к назначенному времени, вспоминая
заповедь журналиста, что каждая минута опоздания - это
неотвеченный вопрос. Однако оказалась перед закрытой дверью,
из-за которой еще на протяжении часа раздавался громкий голос
Машкова. Реплики из пьесы и советы, кому в какую сторону
перемещаться, прерывались особенно настойчивыми повторами: "Без
остановки! Без остановки!" Периодически гремел дружный смех тех,
кому предстоит смешить публику в искрометной "комедии положений".
- Владимир Львович, вам необходима полемика на репетиции,
актеры спорят с вами?
- Нет, со мной не спорит никто и никогда, потому что я прихожу
на репетиции стопроцентно готовым. С первого дня работы с пьесой
я не позволяю себе не знать, чего хочу, и могу ответить на все
вопросы. А когда ты основательно хорошо "сидишь в материале",
когда у тебя есть база, - тогда можно позволить себе
импровизировать:
- Как вы нашли пьесу Рэя Куни?
- Год назад пьесу перевел Михаил Мишин, и Анатолий Смелянский
принес ее в театр специально для меня. Я читаю очень много пьес,
но в "N 13" мне понравился чистый жанр: редко можно встретить
комедию положений на грани абсурда. К тому же это, что
называется, мой материал. Я свою режиссуру называю агрессивной.
Пугающе звучит, но она именно такая. В пьесе хороша
стремительность сюжета, в ней много возможностей для фантазии
актеров режиссера, чтобы раскрутить действие. Моей режиссуре
нужны актеры такого уровня, каких я собрал. Авангард Леонтьев из
"Современника" удивительно владеет формой. Он один из блестящих
актеров - особый дар энергоемкости.
Женя Миронов тоже. Мы давно работаем вместе, он прекрасно
знает мою стилистику, ведь когда-то в театре начинал
по-настоящему с моих спектаклей "Звездный час по местному
времени", "Бумбараш". И Сережа Беляев из "Табакерки", и Игорь
Золотовицкий из МХАТа - актеры яркого дарования. У меня роскошный
художник - Саша Боровский, с ним я сделал все свои спектакли и
фильм "Сирота Казанская".
- Если вы, приступая к работе, знали, чего хотите, значит,
представляли, что должно получиться. Теперь вы можете сказать,
что результат соответствует первоначальному замыслу?
- Спектакль рождается только на зрителе, тем более комедия. Мы
можем сколько угодно работать, но зрительный зал внесет свои
коррективы, все подвергнется изменениям. Комедия - это чудовищно
сложный жанр, веселить людей очень тяжело.
- Пьеса вам не кажется кинематографичной? Есть такой
американский фильм "Уик-энд у Берни", в нем кое-что перекликается
с вашим спектаклем:
- Этот фильм я видел, но у нас история совсем другая. Там
юмор, который я не очень люблю. Он не столько черный, сколько,
как говорится, ниже пояса. У нас же юмор в том, что люди сами
себя загоняют в неожиданные ситуации, а дальше ситуации начинают
"вести" людей. В то же время всех будет жалко. Как и во всех моих
спектаклях, здесь все заканчивается любовью. Я доведу действо до
апофеоза любви, стены МХАТа должны будут воспламениться от
избытка чувств. Уж поверьте мне.
Что касается кинематографичности пьесы - я так бы не сказал,
скорее, наоборот. Наша пьеса не кинематографична, в ней огромное
количество ситуаций, которые возможны только на сцене. Я не люблю
литературный театр. Для меня главное - действие, энергия. Это не
я придумал, а Станиславский. Наш спектакль - джазовый (хоть
сейчас режиссеры через одного говорят, что они хотят делать
джазовые спектакли). Я люблю скоростной разговор со зрителем.
Зритель должен не покоиться мягко в кресле, а, знаете,
вполуприсядь, всегда готовый побежать. Но не будем раскрывать все
карты...
- Вы собрали замечательную команду актеров из разных театров.
Не похоже ли это на антрепризу? Ведь так могут воспринять
спектакль критики, сославшись на то, что в нем не все мхатовские
актеры.
- Один умный человек сказал: думать о критике - все равно, что
солдату думать о госпитале. Наш состав не антрепризный, и все
актеры, принимающие участие в постановке, из одной школы -
мхатовской. Леонтьев - мой учитель, с кем-то я учился, с кем-то
из ребят вместе работал в "Табакерке". С МХАТом связана огромная
часть моей жизни.
- Вы хотите сказать, что вам не все равно, на какой площадке
работать?
- Я играл здесь двенадцать лет назад, и, естественно, мне не
все равно. Если б было все равно, этот спектакль ставился бы в
другом месте. Мне приятно работать на этой сцене, она меня
вдохновляет.
- А не хочется ли самому выйти на сцену в своем спектакле?
- Нет. Я всегда разделяю режиссуру и актерство и плохо
отношусь к "играющим тренерам". Сейчас я режиссер и зритель,
смотрю со стороны. Я знаю, что именно могу принести, предложить
каждому, кто работает со мной. Мы обогащаем друг друга. Когда мы
разбираем какой-то эпизод на репетиции, следуем Дейлу Карнеги:
веди себя так, как хотел бы, чтоб вели себя с тобой (так говорил
именно Дейл Карнеги, а не Библия - я бы не стал трогать Священное
Писание для такого бесовского дела, как театр).
- Расскажите, пожалуйста, про работу в Голливуде. Что вам
нравилось, что не устраивало в жестких американских условиях
творчества?
- Я человек, привыкший к работе, и меня все устраивает.
Особенно вызывает уважение их ответственность. Для меня понятие
"специалист широкого профиля" достаточно сомнительно. В Голливуде
я встретился со специалистами узкого профиля. Если человек
отвечает за зажигалку, значит, она будет зажигаться, и зажигаться
она будет столько раз, сколько нужно. Так везде. На больших
студиях существует негласный закон, который меня сначала удивил,
а потом я понял, как это шикарно. На площадке работает достаточно
много народа. В кадре лежит коробка, и кто-то отвечает за то,
чтобы она лежала именно так. И если вдруг через время
возвращаются к этому кадру и замечают, что человек забыл
переложить коробку так, как нужно, то его никто не будет
увольнять - он сам должен уйти. Его могут остановить, сказать:
да ладно, ничего страшного, но человек сам должен решить, без
сюсюканья.
- Что такое профессиональный актер по-американски? Чем он
отличается от русского?
- Театральная школа вообще на земле одна - та, в стенах
которой мы сейчас находимся. Американцы к школе Станиславского
относятся благоговейно, хорошие актеры ее изучают и платят
огромные деньги порой очень сомнительным людям. По большому
счету, конечно, они далеки от драматического театра - это наше,
русское изобретение. Еще англичане владеют отлично этим видом
искусства, поляки, а французы и немцы меньше...
У меня вызывает уважение, как американские актеры относятся к
работе: они часто практикуют полное слияние с ролью. Они не
боятся делать с собой фантастические вещи: вплоть до пластических
операций. Один актер специально подпилил себе зубы, чтобы
сниматься в фильме "За вражеской чертой".
- Когда Михаил Чехов работал в Голливуде, он играл чаще всего
сумасшедших эмигрантов. Вас не пугает, что нынче русские актеры в
Голливуде востребованы исключительно в определенном амплуа -
киллера или что-нибудь в этом роде?
- Во-первых, я не сам туда уехал, а меня пригласили. Моя
первая работа была с Майклом Рэдфордом, замечательным английским
режиссером, получившим "Оскара" за фильм с Филиппом Нуаре. И
дальше последовало несколько неплохих картин. Во-вторых, я
отношусь к этому как к части своей работы. Я сейчас закончу
спектакль, у меня есть несколько проектов в Америке, потом опять
приеду сюда. Пока есть возможность, надо проводить жизнь
максимально забавно.
- Компания "XX век Фокс" приглашала вас заключить
"пожизненный" контракт с Голливудом. Вы же решили ограничиться
тремя годами. Почему?
- Состояние несвободы для меня противоестественно. Есть два
чудовищных слова: "навсегда" и "никогда". Спрашивают меня: "А вы
навсегда уехали?" Почему навсегда? Никуда я не уезжал!
- Почему в России сейчас не играете в театре?
- А это не ко мне вопрос. Если предложат хороший материал, я
всегда с удовольствием соглашусь.
Наталия БОЙКО.




06-04-2001, Труд