День победы

БЫЛ МЕСЯЦ МАЙ.
ЛЕВ АРКАДЬЕВ.
Этот снимок уникален: четверо счастливых людей, солдат-победителей,
в имперской рейхсканцелярии Гитлера,
у его личного глобуса. Глобуса, глядя на который бесноватый
фюрер пытался по-своему перекроить мир. Уникальна и история этого
снимка. Тот, что мы публикуем, - авторский экземпляр. А как он к
нам попал - об этом ниже...
Для киевлянки Веры Александровны Видау этот снимок стал
весточкой о сыне. Вот то ее давнее письмо:
"Дорогая редакция! Перед самой войной умер мой муж, а
вскорости призвали в армию моего единственного сына Юрия. Я
получила от него с фронта всего два письма. Связь прекратилась -
в Киев вошли немцы.
Больше я ничего не знала о сыне до конца войны и только в 1945
году получила извещение: "Ваш сын пропал без вести в 1941-м". И
вот много лет спустя, мне в руки попала книга маршала Жукова и в
ней - снимок, на котором я узнала своего сына: второй слева.
Достаю извещение: "пропал без вести в сорок первом", кладу рядом
со снимком, сделанным в сорок пятом, и не знаю, кому верить...
Помогите мне найти моего сына!".
Итак, второй слева. Жив, целехонек, улыбается. Но если это он,
то почему же ни раньше, ни потом не подавал о себе вестей? Скорее
всего, мать ошиблась. Сколько их уже было, таких горьких
материнских ошибок! Правда, с помощью эксперта-криминалиста
Шакура Гареевича Кунафина "Труд" назвал немало имен "неизвестных"
солдат, но как редко все-таки можно было сказать тем, кто ждал и
верил, что "это он", долгожданное "да"! Вот и это письмо вместе с
вложенной в него копией снимка мы, как обычно, отдали для
сличения Кунафину, но, к сожалению, материала для экспертизы явно
недоставало: мать могла прислать только давнюю выцветшую
фотографию своего Юрия в семилетнем возрасте. Да и книжная
репродукция берлинского снимка с типографской ретушью для
идентификации не годилась - нужна была сама фотография. Значит,
надо искать ее автора - фотокорреспондента Г.Капустянского. Я
стал наводить справки и сразу - удача: Капустянский оказался
москвичом.
И вот я у него. Показываю репродукцию:
- Ваш снимок? - спрашиваю. - Вы помните этот экспромт?
"Вы говорите - экспромт? - загорелся он. - О, нет, это не
экспромт, а очень "выношенный" снимок. Он зрел во мне с первого
года войны. Идея родилась под Орлом в разрушенной и сожженной
деревеньке. На снегу среди разрухи лежал обложкой вверх немецкий
журнал. На всю страницу - глобус в рейхсканцелярии фюрера, и
Гитлер пальцем указывает на Москву.
"Вот гад, - вырвалось у меня, - куда нацелился - на Москву!"
Тогда-то я и решил: если дойду до Берлина, обязательно найду этот
глобус и сфотографирую возле него наших солдат...
И вот наконец мы в Берлине. Вместе с корреспондентом "Правды"
Леонидом Коробовым прорвались через плотные массы наших ликующих
солдат в рейхсканцелярию фюрера. "Леня, - кричу, - где-то тут
должен быть глобус Гитлера! Идем искать. Да брось ты эту пишущую
машинку - на кой черт она тебе?" А он мне: "Да ты что! Это же
машинка Геббельса - мой трофей!" Так мы и двигались дальше. Боже
мой - вот же он! Огромный, на гигантском письменном столе стоял
тот самый глобус - с обложки журнала. Как ошалелый, я стал
хватать наших ребят - одного, второго, еще двоих - танкиста и
летчика. Поставил их около глобуса так, как вы на снимке видите,
и попросил подполковника показать на Берлин...".
Спрашиваю: "А вы записали фамилии тех, кого сфотографировали?"
"Увы, нет, - вздыхает он. - Тогда все куда-то торопились, и никто
не искал славы - ее было достаточно одной на всех. Так что все
быстро разбежались, и я никого не успел записать. Знаете, тогда
многие наши побывали в рейхстаге и наверняка тоже
фотографировались у глобуса Гитлера, но снимок почему-то
сохранился только мой. Тогда все казалось уже просто, и каждый
мог запечатлеть себя для истории, расписавшись на любой из колонн
или на стене поверженного рейхстага. А моя фотография так и
осталась "бесфамильной...".
Получив от Капустянского оригинал, я сразу же отдал его
Кунафину, и он немедленно приступил к сличению двух снимков -
этого и того, что прислала нам мать Юрия. Однако все усилия
эксперта оказались напрасными: крайне плохое качество давней
выцветшей детской фотокарточки усугублялось другими
неблагоприятными факторами - головной убор, закрытое ухо, разные
ракурсы, плохое освещение сделали невозможным проведение
экспертизы. Правда, "момент схожести" был весьма велик. Более
того, Кунафин обратил внимание на необычную форму правой брови и
поинтересовался у матери, не было ли на лице у сына какой- либо
травмы? Она тотчас ответила: у Юры с детства правая бровь была
рассечена шрамом. Совпадение? Что ж, в жизни и не такое
случается. Но что же ответить матери?
И тогда мы решили опубликовать фотографию у глобуса в "Труде"
- а вдруг кто-нибудь из читателей узнает кого-то из четырех, в
том числе и второго слева. Надежды наши оправдались: читатели
первым делом назвали именно его. Но... другим именем.
Сначала пришла телеграмма из Южно-Сахалинска: "Второй слева
Гуртовенко Иосиф Николаевич. Проживает в поселке Шебунино.
Подробности письмом. Белоносов". А пока шло письмо с Дальнего
Востока, его опередило другое - из Херсона, от Виктора Федоровича
Метченко, подтвердившего: "Второй слева - это Гуртовенко Иосиф,
отчества не помню. Вы можете сами написать ему - вот его
адрес..." Но прежде чем мы написали, пришло то самое обещанное
телеграммой "письмо с подробностями" - от председателя теркома
профсоюзов рабочих угольной промышленности Белоносова, в котором
он уверенно доказывал, что "ошибки быть не может - это Иосиф
Николаевич Гуртовенко". Ну и наконец, пришло письмо от самого
Гуртовенко:
"К сожалению, порадовать ни вас, ни ту несчастную мать, что
признала в солдате своего сына, не могу. Я - не сын той женщины,
моих родителей нет в живых, но второй слева на фотографии - это
я. Тех, кто снят со мной у глобуса Гитлера, назвать не могу - я
их не знаю, так же, как и того фотокорреспондента, что снял нас,
- мы все как-то сразу разбежались, как будто нам предстояло еще
раз брать рейхстаг .. Хочу сказать Вере Александровне: я остался
сиротой, а она - без сына. Я буду считать ее своей матерью, и
она, если может, пусть считает меня своим сыном".
Пришло еще несколько писем, подтвердивших, что на снимке -
Гуртовенко, но окончательное "это он" установила экспертиза,
отметившая также поразительное сходство двух совершенно
незнакомых людей - Юрия и Иосифа: тот же возраст, тот же склад
лица, та же улыбка, даже шрам на правой брови одинаковый. Бывает
же такое...
Назвали мы и еще одного из четверых - второго справа:
подполковник Демьян Григорьевич Тимощенко. К сожалению, его уже
не было в живых. Младший брат Федор прислал нам для сличения три
фотографии, одна из которых - фронтовая, и экспертиза не оставила
никаких сомнений.
Итак, известны двое. Третьего - танкиста, что на снимке первый
справа, не узнал никто из читателей - может, потому, что он,
единственный из всех, снят в профиль. А вот с тем, что стоит
первым слева, произошло нечто неожиданное.
Дело в том, что больше всего писем и телеграмм пришло именно
по поводу него, и все в один голос называли одного и того же
человека - кировчанина Шильникова Ливерия Ивановича. Писали его
земляки, соседи, однополчане. Мы связались с ним по телефону, и
он подтвердил, что первый слева - действительно он. Надо сказать,
военная биография у него - поистине геройская: он воевал на
Халхин-Голе, под Сталинградом, на Курской дуге, под
Корсунь-Шевченковском, награжден четырьмя орденами Красной Звезды
(редчайший случай), штурмовал Берлин. Съемку у глобуса хорошо
помнит, а снимка того фронтового корреспондента ждал все эти
годы.
И тут у нас родилась идея: не дожидаясь заключения экспертизы,
пригласить Шильникова в Москву и устроить его встречу с
Капустянским, чтобы Григорий Борисович смог наконец вручить ему
берлинскую фотографию. Такая встреча состоялась, и хотя они не
узнали друг друга, но вспомнить им было о чем. Встреча прошла
замечательно. А через несколько дней эксперт Кунафин, закончив
лабораторное сличение фронтовой фотографии Шильникова с человеком
на снимке Капустянского, вынес однозначное заключение: это не он.
Похож - да, эта схожесть, видимо, и ввела в заблуждение
Шильникова, который тоже в те дни был в рейхсканцелярии Гитлера и
не отказал себе в удовольствии сфотографироваться у его глобуса,
но, как говорится, в другом составе. Когда об этом узнал
фотокорреспондент Капустянский, успевший уже подарить Шильникову
свой снимок, он среагировал неожиданно:
- Ну и что? Ведь Шильников тоже был в Берлине, в рейхстаге, и
его тоже кто-то сфотографировал у гитлеровского глобуса. Нет его
на моем снимке - значит, есть на другом, оставшемся неизвестным.
Да я готов каждому нашему участнику штурма Берлина вручить свою
фотографию - пусть на это уйдет у меня вся оставшаяся жизнь!
Увы, жизни ему было отмерено уже совсем немного - вскоре после
этого разговора его не стало...
А они, четверо счастливых людей, все так же улыбаются на его
историческом снимке, как улыбались тогда, в победном мае...
И напоследок. Не могу не процитировать несколько неожиданную
надпись, нацарапанную на обратной стороне фронтового снимка,
присланного одним из четверых - подполковником Тимощенко своему
младшему брату:
"Помни, брат, что не по нашей вине, но мы, россияне, были в
Берлине!".




06-05-1999, Труд