Вот моя деревня

ПРИЗРАК БРОДИТ ПО БАЗАРУ.
ПЯТИРИМ ВАРФОЛОМЕЕВ, СОБ. КОРР. "ТРУДА".
О чем только не болит у нас сегодня голова!
Как ублажить разбушевавшихся шахтеров, как содрать с одной
овцы, то бишь налогоплательщика, три шкуры? Как положить
государево око на казино и выпивку, как не убить у наших
скоробогачей интерес к играм с ГКО - все нас заботит, все
беспокоит. Кроме положения дел в родном сельском хозяйстве,
терпящем настоящее экономическое и социальное бедствие.
А тем временем по базарам, изнывающим от изобилия привозных
продуктов, вовсю шастает призрак. Нет, не коммунизма - призрак
былых продовольственных дефицитов, так унижавших когда-то наше
человеческое достоинство. Нас почему- то уже не удивляют, не
пугают громадные заброшенные фермы, свиноводческие спецхозы,
птицефабрики. Никто не огорчается сообщениями официальной
статистики о том, что, допустим, производство мяса по сравнению с
1990 годом сократилось чуть ли не в пять раз, молока - в три.
На состоявшейся не так давно в Воронеже научной конференции,
где собрался цвет отечественной агронауки, профессор
Воронежского агроуниверситета Исаак Загайтов привел свои расчеты,
согласно которым до полного краха всего нашего
сельскохозяйственного производства осталось года два. После чего
процесс развала примет уже необратимый характер.
К сожалению, никто профессору не возразил. Да и что скажешь,
если колхозы- совхозы отдают концы, а вожделенный частный уклад
все никак не пустит корни на капризной российской ниве.
ЧТО ДЕЛАТЬ И КТО ВИНОВАТ.
Согласно сложившемуся критическому стереотипу весь характерный
для российской деревни негатив принято валить на
упрямо-зловредные и некомпетентные "верхи". Гайдар и иже с ним
заняли в народных апокрифах места сказочных соловьев-разбойников.
Нет слов - так называемые "молодые реформаторы" дров наломали
предостаточно. Но все же главных своих "героев" страна то ли не
знает, то ли знать не хочет.
Нет, не обитатели Белого дома разорили, превратили в свалку
бетона и железной арматуры спецхоз в Старой Ведуге. Не Гайдар с
Чубайсом буквально на днях отправили на тот свет еще один
"флагман сельхозиндустрии" в лице совхоза "Гремь-Колодезный",
где, кроме ферм, была еще и мощная фабрика по выращиванию
бройлеров. Сегодня о совхозе напоминают лишь его громадные долги,
зависшие в безвоздушном финансовом пространстве. Как это могло
случиться? Да очень просто: не устояли руководящие мужи во главе
с директором В.Якименко перед соблазном пожить налегке, без
денных и нощных посещений коровников, без шумных атак доярок и
свинарок, требующих зарплаты. Зачем такие стрессы, коль можно,
например, раздать скот по дворам?
Сказано - сделано. Дойным стадом рассчитались по долгам за
невыданную зарплату, быстренько распихали по частным "хозяйствам"
бычков и поросят. А бройлерная фабрика сама загинула в неравном
поединке с курятиной, выращенной где-то в Санта-Барбаре. Не
подумали бывшие совхозные вожаки лишь об одном:
потянут ли крестьянские семьи этот "воз"? Нет, не потянули. И
вскоре весь "прибылой" скот дружно пошел под нож. А с закрытием
животноводческого цеха увял и полеводческий. Поскольку ферма,
особенно крупная, - это своего рода "мотор" всего хозяйственного
механизма. И не стало совхоза "Гремь- Колодезный"...
Однако горький опыт не унял пыл некоторых экономистов,
оправдывающих массовую скотобойню. Подсчитывают расходы на ферме
в 200 дойных коров: тут тебе и два транспортера (а сколько стоит
киловатт-час?!), и слесарь при них, и скотник, и трактор с
прицепом стоимостью в 150 тысяч новыми. Совсем, мол, другой
коленкор - личное подворье. Там "флаг" в виде четырехзубых вил в
руки и - вперед, к новым трудовым свершениям! Увы, ничего
хорошего не получается из затей, авторы которых не видят за
цифрами живого, невыдуманного человека.
ХОРОШО ЛИ ИМЕТЬ ДОМИК В ДЕРЕВНЕ?
С нашим телевидением не соскучишься: то оно бьет день-деньской
по мозгам знаменитыми строчками из Тютчева, то вас каждые 15
минут осеняют двупалым крестом ожившей боярыни Морозовой, то на
экране с утра до ночи гоняет чаи замоскворецкая купчиха. А с
недавних пор крутится ролик, где чистенькая старушка в очках
проникновенно рассуждает о пользе натурального молока. Ну и о том
еще, как хорошо иметь домик в деревне. С коровкой, разумеется, с
поросятами, овцами, свиньями, курами-индюками... Ну точно такой,
как у Александры и Афанасия Бухтояровых из деревни Приваловка.
Александре, по уличному Шуре, - 29 лет. После школы пошла она
в доярки - сначала в подменные, потом выросла до "основной".
Доила тремя аппаратами и, если честно, понятия не имела об
усталости. То есть о таком состоянии, в каком она пребывает
постоянно сейчас, работая на одном своем подворье: "Руки, ноги -
как не мои. Плечи болят, будто целый день тяжеленные бревна
таскала".
На момент нашей встречи Шура выглядела пасмурно. Первой тому
причиной был муж Афанасий. Еще позавчера повез их девятилетнюю
дочку погостить к своему брату в Воронеж и что-то подзадержался.
"Он у меня по футболу обмирает. Или остался, чтоб на стадион
сходить? Ну да ладно, пусть хоть маленько оторвется, а то ничего,
окромя трактора да комбайна, не видит. Насквозь весь соляркой
пропитался...".
Несмотря на свою беззаветность, Афанасий "живых денег" не
получает больше года, но зато нет проблем ни с зерном, ни с
сеном, ни с соломой. Не будь АО, где он работает, нечем было бы
кормить корову, шестерых овец, трех кабанчиков и несчетное
количество кур. Во дворе у Бухтояровых есть все что надо: штабель
поленьев, заготовленных впрок, тазы, миски с кормом для живности,
колодезь в форме широкой асбестовой трубы, уходящей вглубь -
туда, где в темноте бьется вечный, неиссякающий родник. Из одного
сарая, извиняюсь, пахнет поросятами, из другого - коровой. Хотя
иногда веет такими духами, перед которыми меркнет
"Лореаль-Париж": это ветер прошелся по белым ромашкам,
подступившим вплотную к хате, срубленной из бревен. Сквозь
дверной проем виднеются пучки каких-то лекарственных трав.
- От каких же болезней? - спрашиваю у Шуры.
- От всех, какие бывают у скотины. Она ведь тоже хворает. А за
свое здоровье нам с Афоней подумать некогда. Муженек мой
говорит: "Мы с тобой, Шур, живем, как в песне: "Важней всего -
корова в доме!".
Сравнивая прошлое с настоящим, она больше всего печалится по
канувшим в Лету выходным. Коров тогда доили в две смены, и,
таким образом, получался восьмичасовой рабочий день. Регулярно
ходили в отпуска. Сейчас уже не верится, но и это было: в день их
свадьбы с Афоней правление колхоза подарило путевку в путешествие
на курорт в Златы Пяски, что в Болгарии. Копили они деньги и на
машину. Но в 1992 году молодую семью Бухтояровых, как и миллионы
других, тогдашнее российское правительство решило "раскулачить",
в одночасье лишив всех "заначек" как про черный, так и про
светлый день.
С тех пор ферму закрыли. Афоня вместе с другими мужиками, как
и прежде, вкалывает на полях, не отдавая их на растерзание
татарнику и пырею. Шурины же заботы не распространяются дальше
родимого плетня. Крутится с утра до ночи: "И дух перевести
некогда". Но радостей - кот наплакал, а вот огорчений - хоть
отбавляй.
ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ШУРЫ.
Вчера она по запарке загубила замечательный отрез из
крепдешина, лет шесть пролежавший в шифоньере и извлеченный ввиду
приближающегося дня рождения.
Собиралась Шура к своему тридцатилетию сшить себе обнову.
День-то вчерашний начинался как всегда. В четыре утра
перво-наперво обмыла корове Марте вымя, обернула края
эмалированного ведра марлей. Руки летали привычно, почти
механически, а мысли вращались вокруг будущего платья. План Шура
наметила такой: она сбегает к бывшей учительнице Глафире
Сергеевне, ныне пенсионерке и знатной закройщице. Шить та уже не
берется по слабости зрения, а вот раскрой сделает - всегда
пожалуйста. Остальное Шура возьмет на себя, стачает фрагменты на
швейной машинке "Чайка". Мысль о наряде так грела ее душу, что
не заметила, как закончила дойку
6 утра. Простерилизовала кипятком трехлитровые банки, перелила
в них душистое, пахнущее цветами и травами молоко. В половине
седьмого, погрузив тару на тележку с мотоциклетными шинами,
подалась в сторону трассы. Там сельские жители, пристроившись к
обочине, предлагают проезжим домашнюю снедь. Молоко она скоренько
продала по рублю за литр. В городе дают в два раза больше, но за
морем телушка - полушка, да рубль перевоз...
9 часов. Кормила поросят и вычищала навоз. Помещение тесное,
дышать тяжело, но Шура ко всему привычная. К тому же она опять
думала о том, как будет выглядеть в своей обновке. Хорошо бы
успеть к приезду Афони.
10 часов 15 минут. По телевизору заиграла музыка, предвещавшая
начало очередной серии "Санты-Барбары". Шуре по душе актер,
играющий, как она сказала, "нового Мейсона": "Чем-то на моего
Афоню смахивает. Гляньте на фотокарточку - правда, копия?" Но
досмотреть фильм до конца не удалось. В момент очередной
рекламной паузы взгляд упал на наточенную до бритвенной остроты
тяпку, стоявшую в углу: "Сижу себе, как барыня, а кто за меня
полоть будет? Пушкин?" Махала тяпкой до 12 дня, после чего,
достав из потаенного уголка бутылку водки, сбегала к соседу,
обещавшему "уважить солью". Марта по вечерам обгладывает
просоленные края деревянной кормушки. Через полчаса вернулась с
лизунцом и вздохнула облегченно: с бутылкой на деревне можно гору
свернуть.
Слегка прифорсившись, с отрезом под мышкой, направилась к
Глафире Сергеевне. Та ей обрадовалась, спросила, ходит ли она в
клуб. "Зачем?" - удивилась Шура. "Но ты же когда-то пела на
сцене". А Шура ей ответила, что теперь она поет для буренки.
Сядет возле нее на скамеечку и начинает: "Вон ктой- то с горочки
спустился..." Без песни к Марте хоть не подходи. Брыкается и
молоко не отдает... То ли шутит Шура, то ли нет.
13.00. Села на велосипед и поехала к старому парку, возле
которого пасется деревенское стадо. "Марточка, - уговаривала она
корову, - я тебе вечером спою, ладно?" Марта согласилась. С
пастбища Шура добиралась дольше, потому как шла пешком, ведя за
руль тяжеленный, увешанный сумками с полными банками велосипед.
14.00 Хочешь - не хочешь, а снова ставь на печку громадный
чугун - пришла пора готовить пойло для кабанчиков. Сигнал из
"свинарника" уже поступил: умиротворенное хрюканье сменилось
раздраженным визгом.
16.00 Опять пошла на огород. А куда денешься? Полола, закутав
лицо в белый ситцевый платок, виднелись одни глаза. К семи вечера
окончательно выдохлась - "сжарила". Тяпку отшвырнула к забору с
такой злостью, что пришибла невесть откуда вывернувшегося
цыпленка. Сев на бревно, Шура от огорчения поплакала:
цыпленка было жалко. А может, саму себя?
20.00 Из стада пришли сначала овцы, затем корова. Снова дойка.
Как и обещала, спела Марте песенку, подоила, разнесла по сараям
сено, солому, натаскала на ночь воды из колодезя, чтоб за ночь
малость прогрелась. Где-то в одиннадцатом часу села наконец за
шитье. Расстелила детали будущего платья, взяла острые ножницы, и
- надо ж такому случиться! - заснула, сидя на полу. И во сне
продолжая резать материю. Очнувшись, она с ужасом обнаружила, что
располосовала крепдешин совсем не там, где намечала Глафира
Сергеевна: "Что я теперь Афоне скажу? Он мне все уши прожужжал
про новое платье". Битый час она кручинилась, а потом нашлась:
"Ой, знаю, чего скажу - что кофту решила сообразить, с юбкой.
Может, получится?".
...А солнце над нами совсем уж поднялось в зенит. Пора и
хозяйке на полдник идти.
- Может, подвезти? - глупо предложил я.
- С банками да велосипедом? - Шура от души расхохоталась.
Не знаю, выкроила ли она час-другой, чтобы пошить себе хотя бы
кофту из заветного крепдешина. Но уверен, что житье продолжает
все так же - на износ. А сколько по России других таких Шур -
красивых женщин, намертво прикованных цепью непосильного,
грубого, безрадостного, средневекового труда к собственному
подворью, не имеющих сил и времени даже на то, чтобы сходить в
церковь?! Или родить и воспитать хотя бы двух детей.
Есть, конечно, и в нашей Воронежской области места, где
руководители не ринулись сломя голову разрушать крепкие
хозяйства, тем самым опять ставя телегу впереди лошади. В
Аннинском районе, например, осталась вся животноводческая база в
виде 35 тысяч голов крупнорогатого скота, 48 тысяч свиней, 16
тысяч овец.
Глава тамошней администрации В. Авдеев говорит: "Мы не только
сохранили крупные фермы, но и двинули их вперед в плане
дальнейшей механизации и автоматизации". В Анне создана целая
сеть перерабатывающих предприятий. Через свои магазины в
областном центре они торгуют молоком, мороженым, йогуртом,
колбасами, майонезом, маслом, вином - всего и не перечислишь. Но
больше всего Авдеев гордится, что "доярки и свинарки чувствуют
себя хозяйками, а не служанками при коровах и свиньях".
К великому сожалению, куда чаще бывает наоборот.
ВОРОНЕЖСКАЯ ОБЛАСТЬ.




06-08-1998, Труд