TRUD-ARCHIVE.RU Информационный архив газеты «ТРУД»

ОСТОРОЖНО, В НЕБЕ ЛЕТЧИК ЩУ КИН! Недавно в Минске побывали американские ветераны войны в Корее

Одна из главных просьб заокеанских гостей прозвучала неожиданно:
"Нельзя ли встретиться с прославленным советским асом той поры Щу
Кином, что полвека назад сражался с нами на Дальнем Востоке?" Щу
Кин? А о ком это? Хозяева не сразу и поняли, что речь идет о
полковнике в отставке Герое Советского Союза Льве Щукине, что
давно уже живет в Белоруссии. У нас немногие знают, что боевой
счет старого пилота уникален в реактивной авиации: 17 боев - 17
воздушных побед.
Все начиналось прозаически. Пришли в школу, где учился Лева
Щукин, представители Краснодарского аэроклуба, предложили учиться
летать. Кто в 30-е годы не мечтал об авиации?! Мать ужаснулась:
- Куда ты пойдешь? Посмотри на себя - кожа да кости, из
болезней не вылезаешь.
Никто не верил, что паренек станет летчиком. А его в аэроклуб
приняли.
Началась война. Щукин очень старался - воевать хотел. Однако
начальство заметило отличный летный "почерк", и до фронта он не
доехал - за высокую технику пилотирования оставили в учебном
полку летчиком-инструктором. Судьба, как оказалось, готовила его
для другой войны.
Страна давно жила мирной жизнью, когда в полк прилетел
главнокомандующий войсками ПВО страны. Высокий визитер под
большим секретом огласил: "Правительство, ЦК КПСС приняли решение
помочь братскому корейскому народу и испытать нашу новую технику
в бою.: Ехать вам".
Теперь Щукин вспоминает:
- Воевали мы тайно. Обмундирование - китайское, никаких знаков
отличия, никаких документов. И не дай Бог в плен попасть!
Приказано было тогда говорить на корейском или китайском, глаза
щурить, сутулиться, дабы рост был поменьше... На самолетах -
корейские опознавательные знаки. В воздухе - сплошная круговерть.
Чуть зазевался - все, собьют в мгновение. Носились на предельных
скоростях - как только выдерживали! Пилотировали с максимальными
перегрузками, до черноты в глазах. А противоперегрузочных
костюмов у нас не было, не то, что у американцев. Янки, кстати,
отлично воевали: сильные, смелые летчики. Техника у них тоже
хороша, особенно истребители "Сейбр".
1 июня 1951 года Лев Щукин дежурил на аэродроме в готовности
номер один. В кабине духота, самолет пышет жарой. С пункта
наведения поступила информация: четверка "мустангов" ведет
разведку на малой высоте. Звено Щукина без промедления поднялось
в воздух. Рассказывает, дело было так:
- Вечерело. Мы шли от солнца, и "мустанги" отлично
наблюдались. Я дал команду второй паре остаться наверху, а сам
спикировал. Это была моя первая атака. И немножко рановато открыл
огонь: мимо. Второй раз нажимать некогда - скорость огромная,
высоты уже нет. Ручку на себя - выхожу из атаки. Ведущий второй
пары Леша Свентицкий подошел к американцу и так рубанул, что -
"Мустанг" весь аж встрепенулся, стал разворачиваться в сторону
моря. Я пошел во вторую атаку - полупереворотом подошел к нему
метров на сто и дал из трех точек. Он прямолинейно упал вниз и
скрылся в волнах. Все. А второго ведомого я "сделал" моментально
- зашел в хвост и снял.
Памятным оказался и боевой вылет 17 июня 1951 года. Нас в тот
день подняли с задачей отсечь "сейбры" от основной группы,
которая готовилась нанести массированный бомбо-штурмовой удар. У
нашей эскадрильи была особая специфика - она сражалась только с
истребителями. Бороться с бомбардировщиками и штурмовиками должны
были другие. Особого желания драться в тот день не было, хотели
покрутиться, не доводя до стрельбы. Но они от боя не уклонились.
И мы его приняли. В том бою "сейбров" было больше, чем нас. Вижу
- сзади заходят, уже "клювы" видны - закрытая пластмассой антенна
радиолокационного прицела. Я обернулся - "клюв" рядом, сноп огня
ко мне пошел. Круто пикирую, только успев крикнуть своему
ведомому Анатолию Остаповскому: "Остап, держись!" (Говорят,
сейчас где- то в Черкассах служит священником в церкви. Не знаю,
какой он поп, а летчик был классный).
Американец тянулся, тянулся за мной, а потом не выдержал -
"клюнул" вниз. Я кладу самолет на спину - следом за ним - и со
всех пушек накрыл. Видел, как от плоскости у него отлетел большой
шмат обшивки и потянулся белый шлейф. В страшной круговерти
Остаповский от меня оторвался, и я пошел домой один. Вдруг слышу
- удар по самолету, как будто камешком, а потом град пуль. Фонарь
моментально вдребезги, на приборной доске - кровь, ручка
управления не слушается - заклинило. Осколок рассек лицо, рана
была такая, что я, извиняюсь за подробности, пальцем через нос до
языка доставал. Катапультировался, раскрыл парашют. Когда висел,
они по мне стреляли - четыре "сейбра" сделали по два захода...
В госпиталь к нему приехал комдив Лобов. Спросил: "Ну что
будешь делать?" Было заведено: если сбили, можешь ехать домой, в
Советский Союз. Щукин ответил: "Я приехал со всеми и со всеми
уеду!".
- 29 августа, впервые после госпиталя, вылетаю на боевое
задание, - продолжает сегодня рассказывать Щукин. - Вдруг - что
за черт?
- какой-то посторонний шум, вроде барабанной дроби.
Прислушиваюсь. Опустил руки на колени - стихло, убрал - вновь
грохот. Ах, вот оно что! Оказывается, ноги сами по себе
выплясывают на педалях. Страшно... Было ощущение: вот сейчас
взлечу - и все, собьют!
С дрожью-"мандражом" Щукин и взлетел. Но когда увидел
противника, все встало на свои места. В том бою он встретился с
английскими самолетами "Глостер Метеор".
- Мы ворвались в их строй, расчленили, и каждый бил того, кто
подвернулся. От меня противник хотел резко уйти на вираже, аж
белые струи пошли с консолей... Срезал его наповал.
Очень тяжелыми выдались три дня в октябре, с 22-го по 24-е,
когда велись ожесточенные бои с самолетами, наносившими удары по
строящимся аэродромам. Ведущий второй пары Свентицкий передал:
"Командир, справа большая группа "F-84" будь внимателен!" Щукин
оглянулся и на мгновение растерялся: американцы уже заходили в
атаку. Все помнит в деталях:
- Хотели, видимо, взять на испуг Думали, уйдем, а мы,
наоборот, врезаемся в их строй. Это можно сравнить только вот с
чем: идет сплошной поток автомобилей, а ты резко разворачиваешься
- и на них. Двое выскочили прямо передо мной. Я чуть довернул и с
расстояния в сто пятьдесят метров полоснул по одному. Огромный
шар огня. Я не успел среагировать и влетел в этот шар. Открыл
глаза - все светло. Остатки "F-84" вращаясь, падают вниз.
Новый, 1952 год не принес облегчения. 1 января было сразу три
боевых вылета. Через несколько дней Щукин сбил свой последний
"сейбр" - 11 января сбили уже его. Дело было, по словам Щукина,
так:
- Мы в тот день возвращались домой, и вдруг рядом - "клюв".
Удар! В кабину хлынул керосин. Понял, если не выключу двигатель,
- сгорю. Выключил. Отвесно падаю с девяти тысяч. Через четыре
километра вывел машину из пике, катапультировался. Подо мной -
горы, снега почти нет. Мороз. Я мокрый, весь в керосине, а одет в
брючки, рубашечку и китайский френч. Пока спускался, одеревенел.
Удар о скалы был страшным, - позвоночник в трех местах треснул.
Лежу, гляжу в небо синее и мысленно с жизнью прощаюсь. Вдруг
минут через десять крик на русском. Оказывается, рядом, на
счастье, были позиции наших зенитчиков. Положили меня на носилки,
занесли в глиняную хату без окон и дверей, раздели догола, влили
в рот кружку спирта и начали спиртом же растирать. Я ору благим
матом, а они знай себе трут. Так и оттерли с того света.
Меня нередко спрашивают о потерях. Да, сбивали наших довольно
часто. В полку погибло 9 человек, из них непосредственно в бою -
только двое или трое, остальные - при посадке, приземлении... Из
Кореи мы ехали через Москву. Шверник при вручении Звезды зачитал:
"Майору Льву Щукину. За образцовое выполнение своего служебного
долга". Я был в гражданском. Присутствующие подумали: наверное,
какой-то разведчик.
Затем Щукин учился в академии, служил в Белоруссии. Воевал в
Египте, потом во Вьетнаме. Служба не была безоблачной: слишком
был независим, смел и прям. Начальству это не нравилось, так что
карьеры он не сделал. Сегодня, в свои почти 77 лет, Лев
Кириллович деловит, подтянут и энергичен. Но пережитое все чаще
напоминает о себе болями в спине, в сердце. Ветерану трудно
спускаться даже во двор.
- Как-то поддался уговорам друзей и написал в горисполком:
просил помочь обменять квартиру на другой дом, где есть лифт.
Ответили: нет такой возможности.
Николай КАЧУК, военный журналист.




09-11-2000, Труд