Зэки чуть не взяли воркуту об этом восстании заключенных-фронтовиков история до сих пор умалчивала

ВАЛЕРИЙ ПОВОЛЯЕВ.
Когда-то поселок Абезь, стиснутый между Интой и Воркутой,
гремел на Севере. Не было зэка, который бы не слышал об этом
зловещем, обнесенном колючей проволокой населенном пункте. Здесь
размещалось управление железной дороги Москва - Воркута. Отсюда
управляли строительными колоннами, которые тянули рельсовое
полотно в вечной мерзлоте, утопая в болотах, превращающихся летом
в бездонь, воюя с голодом, холодом, комарьем, цингой, холерой,
вшами. Все это были страшные враги. Но страшнее был человек в
вохровской форме...
Кто слышал о восстании заключенных 1949 года? Попробуйте
запросить документы в архивах - думаю, ни одной бумаги не
найдете. А вот у жителя поселка Абезь Ложкина в его домашнем
музее хранятся сведения, проливающие свет на прошлое.
Восстание подняли военные люди, бывшие фронтовики, которые
прошли огонь и воду и за храбрость свою угодили в сталинские
лагеря. Командовали восстанием два профессионала в воинском деле,
разработчики победных наступлений - генерал-полковник Маслов и
генерал-лейтенант Сик. Оба, естественно, зэки.
Охрана на строительстве участка, уходящего от воркутинской
трассы на восток, в Лабытнанги, была особенно злобной. Поскольку
стройка перебралась через Урал, а расстояние это значительное, то
стали создавать промежуточные лагеря - колонны. Например, колонна
205, с которой все и началось. Располагалась колонна в совершенно
голом месте, огороженном колючей проволокой, вдоль которой были
поставлены смотровые вышки с пулеметами. Для зэков были вырыты
землянки.
В охране служили большей частью люди, уклонявшиеся от фронта,
которые и стрелять-то толком не умели. И знать, что такое
настоящий враг - не "политический", заморенный в лагерях, а
способный перекусить глотку, - не знали. И уж тем более не
ведали, как роют окопы, как задыхаются в атаке, чтобы поскорее
проломить линию немецкой обороны и спрятаться в чужих окопах от
встречного и бокового огня... Зато в жестокости своей эти люди не
имели себе равных.
Однажды такой вот мордастый вохровец колонны 205 застрелил
доходягу-зэка. Как оказалось - фронтовика, заслуженного
командира, пользовавшегося на войне безграничным уважением.
Мордастого попробовали призвать к ответу: "За что зэка застрелил?
Он же - человек!" Но тот красноречиво передернул затвор винтовки
и заорал что было мочи: "Да я вас всех, гнид, перестреляю! Всех
до единого! Чтоб не пытались убежать, как этот..." - он повел
головой в сторону, где лежал убитый.
Но все видели, что убитый и не пытался куда-либо бежать.
Зэки заволновались. Их спешно построили и погнали в лагерь.
А ночью фронтовики-разведчики разоружили конвоиров. Человек 30
заключенных переоделись в вохровскую форму и ворвались в дивизион
охраны. Командир дивизиона был пьян, ничего не соображал, все
пытался стволом пистолета размешать в стакане водку - она
казалась ему горячей.
Пистолет у него отобрали, на запястья, чтобы не глупил,
нацепили наручники. Разоружив охрану одной колонны, следом
разоружили еще несколько "боевых" вохровских подразделений. Выйдя
на воркутинскую трассу, разделились на две группы: одна группа
восставших пошла на север, к Воркуте, другая на юг, к Сыктывкару.
По дороге освобождали лагерь за лагерем, ставили в строй
фронтовиков.
Очень скоро против взбунтовавшихся зэков были брошены
регулярные воинское части. А регулярное войско - это не вохровцы,
эти ребята умели воевать. И приказа ослушаться не могли.
Колонны заключенных, шедшие на Воркуту, трижды штурмовали
город, но взять не смогли - армейские части потеснили их. Против
зэков была применена артиллерия. По морю, на транспортах, были
доставлены танки. С воздуха удары наносила авиация. А у зэков,
несмотря на боевой опыт и то, что ими командовали два опытных
генерала, в руках было только вохровское стрелковое оружие.
Последний бой шел, говорят, шесть суток. Заключенные умирали,
но не сдавались. Некоторые подробности восстания мне сообщил
Ложкин, который встречался с одним из участников восстания,
бывшим пехотным лейтенантом.
Звали лейтенанта Василием Ивановичем, фамилию Ложкин не
помнит.
Бывший лейтенант ушел с южной группой. С тремя спутниками,
бывалыми разведчиками и охотниками, он стороной обогнул опасный
Сыктывкар и, поскольку южная группа в пути практически
рассыпалась, углубился в дремучие леса.. Найти беглецов там было
невозможно. Оружие у них имелось, патроны тоже.. Через некоторое
время Василий Иванович уже был на юге, в городе Николаеве. Там
его и взяли после жестокой перестрелки, привезли на север, в
Абезь, на "родную" 501-ю сталинскую стройку, будь она неладна, и
бросили в изолятор.
Время было уже осеннее, позднее. На юге тепло еще ласкало
людей, а здесь стояли морозы, ночью воздух вымерзал до
хрустальной звени. Изолятор - это обычная яма. В яме - вода по
колено. Сидит в изоляторе 12 человек. Все голые - в чем мама
родила. "Чтоб никуда больше не бегали", - хохоча, пояснили
вохровцы.
У одного из двенадцати беглецов рот был зашит медной
проволокой. У другого к коже живота в два ряда были пришиты
железные пуговицы - намек на блестящие пуговицы офицерской
шинели, там они тоже располагались в два ряда... Не думал Василий
Иванович, что ему когда-нибудь удастся вырваться из Абези, из
изолятора. Но нет, он все одолел и выжил.
Одного хотелось Василию Ивановичу, когда он, спустя много лет
приехал в Абезь: посмотреть в глаза полковнику Барабанову,
руководившему 501-й сталинской стройкой, понять, что это за
человек, почему он был так жесток... Впрочем, до Барабанова был
еще более жестокий начальник по фамилии Успенский. Этот, говорят,
был настоящий зверь, за жестокость его даже понизили в должности.
Кстати, многие бывшие зэки, приезжающие в Абезь, ничего не
могут вспомнить - они же ведь ходили только по одной дороге в
барак, да из барака, и Абези не видели...
В том далеком 1949 году проживало в Абези тридцать тысяч
человек. Сейчас осталось 742. Все - вольные. И одно из самых
приметных мест в поселке - зэковский музей.




06-09-1999, Труд