Настоящий полковник

Краткосрочный отпуск домой был, как утверждают ветераны, самой
дорогой наградой на войне. Чтобы его получить, надо было, как
Алеше Скворцову из фильма "Баллада о солдате", подбить два танка
или совершить что-то "из ряда вон". Фортуна одного счастливчика
становилась праздником слез и надежд не только для родных, но и
двора, улицы, целого села. Потому что прибывший на побывку
фронтовик воспринимался в тылу предтечей скорой победы - когда
терпят поражения, воинов домой не отпускают.
В канун 56-й годовщины Великой Победы мы решили опубликовать
несколько воспоминаний о незабываемых мирных встречах за линией
фронта.
Войну мы с матерью прожили на родине отца - в деревне
Вордушино Санчурского района Кировской области. Начавший воевать
еще под Волочаевкой, отец за всю войну ни разу не отступал: в
составе сибирских дивизий с ходу брал Москву и далее - марш, марш
на Запад! Был тяжело контужен под Сталинградом, но, оправившись,
вновь с ударными частями потопал в Германию. За это время пришли
похоронки на двух его братьев - семья замерла, закаменела в
ожидании третьей. И когда в мае 45-го от него пришло письмо, в
котором он сообщал, что лежит в госпитале (в день Победы под
Веной осколок мины отсек ему левую руку), мать заплакала от
радости. Еще он написал, что, возможно, после выписки ему дадут
отпуск.
...Октябрьским поздним вечером по деревне вдруг заметались два
пучка света из автомобильных фар, и черный как ночь
"опель-капитан" с помятыми крыльями и крышей, скрипнув тормозами,
встал под окошками нашей избы. Подобно выстрелу в ночи хлопнула
дверца, загремело в сенях опрокинутое ведро, и отец возник на
пороге. Он и сейчас как живой стоит перед глазами: молодцеватый
полковник в фуражке со звездой, с черной перчаткой вместо руки и
гирляндой орденов на пропыленном мундире. А на улице, несмотря на
неурочный час, словно на пожар, сбегалась вся деревня: Григорий
Иванович приехал!
Как, еле оправившийся после множества операций, на трофейной
немецкой легковушке вдвоем с шофером Димой добрался он из
Австрии, для нас так и осталось семейной тайной: отец на этот
счет не распространялся. Да и какое все это имело значение в
сравнении с праздником, охватившим обезмужиченную деревню! Неделю
вардушинцы не отходили от диковинной машины. С утра до вечера
Дима катал всех от мала до велика. На ночь ее парковали на току,
и от добровольцев-караульщиков не было отбоя: чтобы переночевать
в пропахшем бензином и кожей салоне, выстраивались чуть ли не в
очередь.
...На следующий день мы поехали в Санчурск на ярмарку. Вдоль
дороги гуськом шествовали мужики и бабы, обвешанные связками
лаптей- самоплетов. У виртуоза Димы вдруг словно шило пробилось
сквозь сиденье: "Товарищ полковник! Разрешите снять парочку?" Тот
и ответить не успел, как машина вильнула к обочине: момент - и
вязанка лаптей уже развевалась на бампере! Рассказывали, будто
бравый фронтовой водила без памяти влюбился в местную красавицу,
муж которой служил в военкомате, и даже собирался увезти ее к
себе на родину. Военно-полевой роман районного масштаба чуть не
закончился стрельбой.
Теперь я понимаю: оба они - и полковник, и шофер - были на
равных опьянены победой. Вернулись, живы, и впереди еще целая
жизнь! Много позже, наткнувшись на симоновскую строчку: "И
невредимый третий брат придет домой и дверь откроет" - как бы
заново взглянул на ту счастливую осень. Из деревни в полсотни
домов на фронт ушло около 70 мужиков. Вернулись меньше десяти: на
костылях, с культями. Из неизувеченных в основном те, кто был в
плену. За все четыре года войны на побывку, кроме полковника, не
приезжал никто.
К месту службы отец отбыл как все - по железной дороге,
оставив машину райцентровской больнице. А вскоре уже к нему "на
побывку" отправились мы с матерью. Воинские эшелоны грохотали на
Восток, а она с больным ребенком на руках упрямо пробивалась на
Запад. Отец служил в штабе в австрийском городке Санкт-Пельтен
еще полтора года, и все это сказочное время мы жили вместе с
автоматчиками в роскошном, увитом виноградною лозой старинном
замке, где самым потрясающим для меня был садовый бассейн для
купания. А после 40 дней добирались в товарной теплушке до Казани
- в десять раз дольше, чем преодолел то же расстояние бесшабашный
гвардии полковник в октябре 45-го года.
А фотография сделана в санчурском сосновом парке. На подножке
- моя мать, автор этих строк, отец и Дима. В форточке дверцы -
мой старший брат Аркадий. Из всех на ней запечатленных живу
сегодня только я родители умерли в глубокой старости, брат
24-летним погиб на уральской стройке. Судьба водителя мне не
известна: а вдруг он жив, и узнает себя на старом снимке -
ровеснике победы?
Евгений ГРИГОРЬЕВ.




07-05-2001, Труд