Пушкин в два часа ночи s послесловие к празднику

РУСЛАН КИРЕЕВ.
Последний прижизненный день рождения Пушкина пришелся на
вторник 26 мая 1836 года. (Это уже в ХХ веке "новый стиль"
передвинул торжество с мая на июнь.) Пушкин отмечал его в кругу
семьи. Каких бы то ни было документов и воспоминаний об этом не
сохранилось - за исключением разве что записи, сделанной в
амбарной книге петербургского винного погребка Рауля, из которой
явствует, что поэтом в тот день было взято шесть бутылок вина.
Это все.
А что, интересно, останется от торжеств, которые отшумели,
отгремели, отгрохотали вот только что? О, останется многое.
Памятники и собрание сочинений, кинофильмы и научные
исследования, телепередачи и уникальная пушкинская энциклопедия,
театральные постановки и бал в саду Эрмитаж, проникновенные эссе
наших современников и малоизвестные, а то и вовсе неизвестные
свидетельства современников поэта, увидевшие наконец свет.
Останется чувство благодарности судьбе за то, что тебе выпало
быть соотечественником такого человека.
А еще, не скрою, останется чувство некоторой, что ли, досады,
некоторой обиды - и за Александра Сергеевича, которого так ловко
использовали в своих целях многие политические шоумены, и за нас,
коим, собственно, действо сие предназначалось.
Не знаю, как в других городах, но Москва изображениями поэта -
как в профиль, так и в фас - была обклеена сплошь. Школы и
детские сады (ну это ладно!), станции метро и поликлиники,
магазины и аптеки, фонарные столбы и, простите, кое-где даже:
общественные туалеты.
Одна респектабельная центральная газета провела в сети
Интернета опрос: "Как вы оцениваете наглядную агитацию по поводу
А.С.Пушкина?" Было предложено три варианта ответа: недостаточно
(вариант набрал 8* * *), соответствует важности события (14* * *),
слишком навязчиво (78* * *).
Спрашивается: для чего же такой размах, соотносимый разве что
с размахом уже ставших ныне привычными избирательных кампаний?
Или, может быть, мы куда-нибудь выбираем Пушкина? Куда? Место,
которое он занимает в мировой культуре, не стало ведь вакантным
по истечении двухсотлетнего срока, наш поэт прописан там навечно.
И все-таки тень выборов витала над обклеенной ликами поэта
страной. Ничего удивительного: выборы - это ведь еще и раздача
чинов, а "чины сделались страстию русского народа". Пушкин
написал эти слова в ноябре 1826 года - в записке "О народном
воспитании", составленной им по личному распоряжению Николая I.
Государь с запиской ознакомился, сделал некоторые устные
замечания, которые Пушкину, естественно, не замедлили передать.
Но царь прочел не все. До наших дней дошел черновик записки, из
которого автор кое-что изъял. Например, слова о "милости монарха,
не ограниченной никакими законами". Понимал, очень хорошо понимал
Александр Сергеевич, сколь опасно подобное неограничение, с
какими благими намерениями оно б ни вводилось. Не вошел в
окончательный текст и пассаж о том, что при вольном обращении с
традициями "Россия походила бы на хаос; никто бы не знал, ни что
он такое, ни что другие; долго беспорядок был бы чрезвычайный".
Видимо, Пушкин счел несвоевременными эти слова, написал их
впрок, для будущего. Того самого будущего, которое аккурат и
наступило сейчас.
Но вернемся к нынешнему юбилею. Почему власть, в том числе и
оппозиция, которая неотъемлемой частью этой самой власти
является, столь бурно демонстрирует свою любовь к Пушкину?
Цитирует напропалую, заявляет, сколь охотно перечитывает
классика, иногда почему-то, как наш президент, и тут не
предсказуемый, в два часа ночи? А потому что Пушкин олицетворяет
свободу, справедливость олицетворяет, честность, бескорыстие -
глупо не встать под эти замечательные знамена. Глупо не взять
себе в союзники такую мощную фигуру. Это вам не Алла Пугачева и
даже не Ален Делон, которого российские умельцы умудрились
втянуть в наши предвыборные игры. В блок с Пушкиным, особенно в
предвыборный блок, готовы войти все, тем более что это, как вы
понимаете, ни к чему не обязывает. Та самая справедливость,
гарантом которой в данном случае выступает как бы сам Александр
Сергеевич, была попрана в юбилейные дни с редкостной
бесцеремонностью: правительство, впервые за всю новейшую историю
России поддерживаемое большинством народа, было в одночасье
отправлено в отставку без сколько-нибудь внятных объяснений.
Пришедшие же на смену клянутся всенародно, что будут продолжать
его, уволенного правительства, линию. Это уже, простите, не бал,
это уже цирк.
Что же касается собственно бала, то если речь идет о поэте, о
великом поэте, то я б лично предпочел все-таки не бал, а бум.
Пушкинский бум, когда взахлеб читают его стихи, спорят, ломятся
на дискуссии. Ничего этого, увы, нет. Читает "Евгения Онегина"
Юрский, великолепно читает, но он - артист, и это, стало быть, у
него профессиональное. Читает черновики Пушкина Битов, необычно
читает, очень эффектно, но он литератор, и это - тоже
профессиональное. Читает, наконец, отдельные строчки Степашин -
принародно, на площади, но он - премьер-министр, и это чтение,
выходит, опять-таки профессиональное, по долгу службы... А для
души? Для души Пушкина читают чаще всего, подозреваю я, в
ожидании автобуса, благо многие остановки обклеены красочными
плакатами с изображением поэта и компактной цитаткой из его
произведений.
Температура праздника тем не менее была чрезвычайно высокой.
Денег не жалели - это в нищей-то стране! - но все-таки в данном
случае мы имели дело не с пресловутым отмыванием денег, а с иным,
более редкостным феноменом: отмыванием духа. Который очень и
очень подзагрязнился в последнее время. Срочной и глубокой чистки
требует он, так что юбилей Александра Сергеевича пришелся весьма
кстати.
И все же праздник удался. Не было бума, но был бал - что ж в
конце концов тоже неплохо. Мы научились почитать Пушкина, и это
хорошо. Теперь бы еще научиться читать его. Да повнимательнее.




07-06-1999, Труд