Рассекречено

НАУКА ОТ КИМА ФИЛБИ.
НИКОЛАЙ ДОЛГОПОЛОВ.
Несмотря на взаимную, как мне кажется, симпатию, знакомство с
этим приятным, интеллигентным человеком было шапочным. Мы изредка
встречались, вращаясь в общей московской круговерти, затем
подолгу не виделись. Недавно он позвонил мне:
- Видел по телевидению "Тему" о разведке. И согласен с вашим
выступлением: таким, как Ким Филби, надо присваивать звание
Героя. Пусть сейчас, завтра, если опоздали сделать это при его
жизни.
- А почему вас это так заинтересовало? - удивился я.
И после долгой паузы услышал:
- Ким Филби учил меня азам разведки...
Мы встретились, и мой собеседник был достаточно откровенен.
Конечно, в рамках, которые сам счел дозволенными. По понятным
причинам имени старшего офицера Службы внешней разведки, пусть и
ушедшего в отставку, называть не буду.
- Давайте начнем с понятного и очевидного. Где проходили
занятия с Филби?
- Как правило, на одной и той же квартире в центре Москвы. На
Тверской - тогда улице Горького.
- И что это была за учеба? Практические задания, теория?
- В этих занятиях была своя система. Заранее объявлялась тема,
и мы к ней готовились. Естественно, начинаюсь с теории. Давалась
общая картина. Ну и обязательный элемент - практические занятия.
То, что сейчас называется "ролевые игры". Кто-то из нас выполнял
роль дипломата или журналиста, коммерсанта. А Филби
соответственно выступал как сотрудник британского МИДа или
спецслужбы...
- Как часто проходили такие встречи?
- Я бы предпочел называть их серьезными занятиями. Раз в
неделю, с сентября по май-июнь, обычно в среду-четверг, с трех до
шести. Задания были разные - познакомиться, понравиться, получить
информацию, убедить...
- И сколько ваших коллег представали перед светлы очи Филби?
- Был строго фиксированный курс. В тот год нас было четверо.
- Извините, вы тогда учились в академии или в какой-нибудь
спецшколе?
- Нет, все мы уже окончили то, что сейчас называют Академией
внешней разведки, и были сотрудниками "английского отдела" -
старшие лейтенанты, капитаны. Знаете, осталось у меня яркое и
чисто профессиональное впечатление о Филби. Однажды я случайно
увидел, как шел он по улице. Походка, манера себя вести,
проверяться. Для меня было ясно: он контролирует улицу, полный ее
хозяин, хвост обнаружит сразу, обзор полный. Это, видимо, было у
него уже в крови.
- А Филби рассказывал вам о своих удачах или неудачах?
- Такого, конечно, не было. Скорее, делился впечатлениями. А
конкретная его работа "там" оставалась табу...
- Много ходит легенд о том, будто Филби был не прочь пригубить
рюмку.
- Это легенды. Чисто символически стояла как атрибут бутылка
коньяка "Варцихи".
- Вы даже марку помните?
- Да. Это был любимый коньяк Филби. Помню, стоил он 13 рублей.
Я его покупал. А вообще все было очень скромно. Украшение стола -
чай с сухарями.
- А жена Филби, Руфина Ивановна, вам что-нибудь готовила?
- Чай и все прочее готовили содержатели этой конспиративной
квартиры. А с Руфиной Ивановной я даже не знаком. Шли занятия, и
потом мы все записывали. Делал я это очень тщательно. И записи
становились учебным пособием для других сотрудников -
"английского отдела", да и других, наверное, тоже.
- Как обращались к Филби, на "вы"?
- Мы ни разу не перешли на русский. Только по-английски. А там
"ты" и "вы" едино. Однажды Филби поведал нам о забавном эпизоде в
России: его везли в машине, и он увидел вывеску: "Ресторан". А
Ким прочитал по-английски: "Пектопан" ("Restorant"). По-русски
Филби практически не говорил. Какие-то отдельные слова.
- А не сужало ли это круг общения? Тогда на английском
говорили немногие.
- В нашем кругу говорили все, хотя, конечно, круг общения
оставался узок. Но Филби был погружен в язык и культуру западного
мира. Получал свежие британские газеты. Родственники присылали
книги. Англия осталась частью его жизни - он с ней не
расставался.
- А чувствовалось, что некоторые наши советские дела ему
претят?
- Филби не раз иронизировал по поводу каких-то сторон
советской жизни. Но все это - в интеллигентной, изящной форме.
- И не боялся, что вы донесете, настучите?
- Нет. Во внешней разведке стучать не принято. Не та
специальность. В круг обязанностей это не входило. Все-таки мы
считались и считали себя элитой, "белой костью". Да и относились
мы, зеленые ребята, к Филби как к великому мастеру.
- Вы были учеником Филби. Пригодились ли его уроки на
практике?
- Надеюсь, пригодились. Это было неизбежно. Школа общения с
гениальным в своем деле человеком много значит. А мне уроки Филби
особенно помогли за рубежом, в работе с иностранцами. Дело не
только в знании или незнании языка, а в неуловимых нюансах.
Учитель щедро давал нужные навыки, тонко "поправлял" манеру
общения. Учил понимать собеседника, внимательнее его слушать,
точнее формулировать собственные вопросы. У нас надо точно
чувствовать, с кем и как беседовать. И постепенно подводить к
тому, что в конце концов интересует, а иногда - сразу переходить
к сути дела. Задачи тут разные: не отпугнуть, понравиться,
заинтересовать на первом этапе. А когда уже познакомились,
заставить, вернее, подвигнуть человека на сотрудничество "с
представителем Советского Союза".
- Если бы я попросил вас назвать какие-то отличительные
качества Филби...
- Он был исключительно волевым. Великолепный ум. Тонкие
манеры. Хорошая память. Но для всех его учеников Филби оставался
предметом восхищения, а не объектом анализа. Портрета его, как
принято в нашей профессии, мы не составляли, поскольку были
просто им очарованы.
- Но в книге Филби и о Филби "Я шел своим путем" мне довелось
наткнуться на любопытные характеристики, которые он давал вам -
ученикам. Они исключительно доброжелательны, однако подчас и
суровы. Кое-кому Филби просто предрекал неудачи.
- Как раз в том случае, где учитель был по-настоящему суров с
одним из нас, его предвидение сбылось. Мой бывший коллега
сорвался, и не на какой-то подстроенной чужой спецслужбой
передряге. Дал волю эмоциям и вынужден был покинуть страну. Это
лишний раз доказывает прозорливость Филби. А к тому, что
преподаватель будет давать оценки, я, как и все мы, относился
нормально. Я также нормально воспринимал и воспринимаю сейчас
возможность подслушивания и прослушивания всех моих разговоров.
- За рубежом - их спецслужбами?
- И нашими дома - тоже. Нам многое дозволено и доверено. И
государство имело право наблюдать за нами.
- И, полагаете, наблюдало?
- Обязательно. Более того, устраивались всяческие проверочные
ситуации. Когда решался вопрос: брать - не брать в разведку, -
эти ситуации создавались весьма искусно: вовлекали в сложнейшие
перипетии, где мы должны были реагировать соответствующим
образом. Проверки необходимы. Это не стукачество, не
доносительство, а часть профессии.
ПОСЛЕ ФИЛБИ.
- Как сложилась ваша судьба после "уроков Филби"?
- Я, скажем так, попал в политическую сферу, работал за
границей - несколько долгосрочек. Дослужился до определенного
звания.
- Что же принесла эта работа?
- Главное - интерес, понимание многих проблем. Интенсивность
работы несравнима с обычной. Ты выполняешь обязанности по
собственному прикрытию, например, вкалываешь в
посольстве-торгпредстве. Плюс работаешь еще гораздо больше по
разведке. Я бы не рискнул заявить, что это занятие для публики со
средними мозгами и слабой физической подготовкой. У нас было так:
если дипломат - трудись в дипломатических рамках, журналист - в
журналистских... Встреч за углом, излишней конспирации избегали.
Только вот интенсивность труда - страшнейшая. Контактов - больше.
Психологическая устойчивость - тверже. Вот что требовалось.
- Ну а почему вы ушли из разведки?
- Сложный вопрос. Трудно объяснить - не уверен, поймете ли.
Ушел я на заре перестройки. Оценка результатов работы тогда стала
чересчур формализованной. Велась, на мой взгляд, по не совсем
верным показателям. Какие-то чисто количественные данные.
Проценты, как на производстве, или "голы, очки, секунды", что,
по-моему, неправильно. Стало скучно. Пошла бездушная система.
Многие работали или вхолостую, или на показуху. А на дворе
забурлила перестройка, и обычная работа "под крышей" стала
гораздо интереснее, чем будни в разведке, которая тогда отставала
от новой реальности. Да и захотелось пожить одной жизнью. Две -
тяготили и меня, и семью.
- Семья догадывалась?
- Знала. И поддержала в решении. Я мечтал заняться большим
делом.
- Навыки, приобретенные во внешней разведке, судя по всему,
помогли эти большие дела свершить. Пост вы сейчас занимаете
немалый.
- Образование мы получали великолепное. Естественно, помогает.
Нам было как бы дозволено быть впереди других. Мы еще тогда
читали книги, о которых многие узнали только недавно, а о
некоторых и сейчас не слышали. Они значились под грифом
"совершенно секретно". Молоденький лейтенант, если хотел, мог
приобрести массу знаний. Одно общение с Филби чего стоило...
- Говорят, из КГБ не уходят. Все равно ведь остаются прежние
связи. Как и обязательства.
- Тут я должен повторить прописную истину: внешняя разведка -
не КГБ. Отставка - и с тех пор ни единого контакта. Хотя и у нас,
и на Западе действительно бытует мнение, будто из разведки не
уходят. Это - заблуждение. Я ушел сам.
- Но ведь многие люди из вашего бывшего ведомства, наверное,
сегодня на должностях высоких. Может, общение с ними было бы и
полезно? Разве вы не чувствуете себя птенцами одного гнезда?
- Боюсь, что нет. Особой, уж какой-то доверительной дружбы,
как мне кажется, в той моей профессии быть не могло: конкуренция
слишком остра. Каждый, это точно, первым делом работает на
страну. Но и на себя тоже. В такой сверхконкурентной среде друзей
не бывает - разве что приятели. Есть симпатии, как и антипатии.
Но какого-то братства, на которое вы намекаете с непонятной для
меня наивностью, естественно, нет. Да и ваше предположение, будто
многие занимают ответственные посты, неверно.
- И к вам, человеку, взмывшему высоко, не приходят старые
приятели из той жизни: "Помоги, подскажи"?
- Люди у нас гордые. Если отставник остался без средств к
существованию, просить ничего не станет. Будет искать новые
возможности самореализации и, уверен, найдет.
- Сейчас в разведке многое, наверное, изменилось?
- Чисто умозрительно могу предположить, что да. Но уверен,
что, как и раньше, во внешней разведке трудится элита.
- Вы давали подписку о неразглашении тайны?
- Ее дают все, когда приходят. А второй раз брать подписку
бессмысленно. Самый большой секрет - это кадровый состав.
- Многих ли бывших коллег знаете в лицо?
- Постарался сразу же их забыть. Хотя, конечно, знаю многих.
Не уверен, в разведке ли они еще. Бывает, люди говорят мне:
знаешь, я тоже ушел.
- Не жалеете о времени, которое провели в той жизни?
- Жалеть о чем-либо вообще глупо, поскольку - бесполезно. И о
чем жалеть? Я за этим туда и шел: увидеть тайные пружины, которые
движут многим. Попутешествовал немало. Но я сам делал выбор:
пришел и ушел. А что не вышло из меня профессионала уровня Кима
Филби... Такие гении рождаются нечасто.




08-12-1998, Труд