Пикник на обломках

(часть1).
ЛЕВ ЧЕРНОЙ.
Что произошло в России 17 августа 1998 года? Девальвация?
Дефолт?
Можно, конечно, отвертеться от ответа, прикрывшись
экономическими специальными терминами. Но это путь в никуда.
Дефолт, девальвация - часть случившегося, то, что на поверхности
и очевидно для всех. В политике же такими очевидностями
оперировать нельзя. Если быть откровенным, случись только
девальвация и дефолт, я бы в политику не пошел, отдав
предпочтение любимому промышленно- предпринимательскому делу.
Но произошло нечто другое, архиважное, и для своего понимания
оно требует отказа от зашоренности, а в нынешней ситуации и от
бессмысленного, унизительного "синдрома экономизма". Подобный
подход в принципе не применим к анализу крупных поворотных
событий и масштабных кризисных ситуаций.
Между тем рецидивы такого рода - не редкость. Выразительным
примером может послужить пространная статья возглавляющего
компанию "Сибирский алюминий" г-на О. Дерипаски, опубликованная
недавно газетой "КоммерсантЪ" (ј 93 от 2 июня 1999 г ). В
сущности, все сказанное ниже есть попытка дать объективную оценку
весьма небезопасным, на мой взгляд, идеям, нашедшим отражение в
этом политэкономическом опусе под названием "Диктатура
экономики".
Диктатура гибели.
В свое время наша перестройка открыла дорогу пьесе крупного
советского драматурга Шатрова "Диктатура совести". И вот теперь
Дерипаска решил увядшие лавры былого успеха перелицевать,
приторочив их к своему бизнесу. Так появилась "Диктатура
экономики".
Перелицовка, конечно же, отражает суть глубокого общественного
неблагополучия. В самом деле, с чего бы это: от диктатуры совести
- к диктатуре экономики? Как это?
Совершенно бесплатно открою Дерипаске один немудреный секрет:
диктатуры экономики не бывает! Диктатура совести - это, так
сказать, "особая статья", она может иметь гибельные последствия.
Вспомним якобинцев, грезивших совестью и гильотиной одновременно,
а затем большевиков. И те, и другие запомнились в первую голову
хрониками своих преступлений. И в том, и в другом случае был
крупный и далеко не безупречный исторический результат.
Но эти диктатуры состоялись. Почему? Они не занимались
экономическим умствованием, а смело и беспощадно отвечали на
вызов времени.
В основе диктатуры всегда лежат идеология и прочный союз
людей, соединенных ею. Разные могут быть идеологии диктатуры:
порочные, сомнительные, более или менее "нормальные". Но две
задачи, решаемые ими, обязательны: во-первых, идеологии
сплачивают ядро единомышленников; во-вторых, они связывают это
ядро с обществом.
Что объединяет эти две задачи любой работающей идеологии
(хорошей или плохой - речь сейчас не об этом)? Прежде всего,
создание притягательного, по настоящему крупного образа цели. Без
него сколько-нибудь состоятельная диктатура в принципе
невозможна.
Кто-то может сказать, что она и не нужна, не стоит ее вообще
обсуждать. Хотя я как раз считаю, что обсуждать надо, и позже
вернусь к вопросу о том, почему. Но если вы отрицательно
относитесь к диктатуре - непростительный грех поджаривать это
острое блюдо на прогорклом псевдоэкономическом масле.
"Диктатура экономики": А ведь была еще и "диктатура закона":.
Есть экономика и есть закон. А есть - диктатура, и
осуществляет ее всегда та социальная группа, которая сумела
убедить общество в способности дать ответы на вызов времени. И в
этом смысле не бывает непопулярных диктатур. Так, президент,
победивший на выборах, может иметь вялую поддержку 51 процента
избирателей. Но диктатор, проводящий сильную политику, должен
иметь безусловную поддержку хотя бы 65-70 процентов населения.
Достаточно строгие выкладки показывают: некоторые диктаторы имели
поддержку до 90 процентов - вспомним того же Наполеона в пике его
общественной популярности.
Когда за диктатуру хватаются как за средство спасти
непопулярный режим, то это самое худшее из возможных средств.
Пример тому - попытка коммунистов соорудить ГКЧП в 1991 году
якобы для спасения СССР. Там, правда, не было свирепости, но
случись такое, итог был бы исторически тем же. Прецеденты самых
свирепых диктатур с "эскадронами смерти" и всеми атрибутами
террора в ХХ веке показывают, чем кончается ставка на насилие.
В этом смысле не может быть не только диктатуры экономики, но
и диктатуры армии или спецслужб. Состоятельная диктатура может
быть только диктатурой масштабной цели.
Август 1998 года - это не дефолт и не девальвация, а расплата
за серию допущенных стратегических ошибок. Главной же ошибкой
среди них стала подмена целей узкоспециальными средствами. В
качестве цели выдвигался, например, рынок. Однако он - лишь
средство, и подменять средством цель - значит терпеть крах. Даже
процветание не может быть целью, особенно целью диктатуры.
Диктатор приходит мобилизовать общество, собрать энергию,
разбудить ее, заставить ее двигать вперед крупный исторический
проект. Что значит говорить с обществом на языке "процветания",
заманивать его калачом и одновременно толкать на мобилизационный
проект, предполагающий отсрочку вознаграждения? Это значит
обрекать себя на крах уже в начале пути. Раз уж сказал
"процветание - цель", так и дай это самое процветание.
И сразу, а не призывай затягивать пояса. Призвал затягивать
пояса и хочешь, чтобы за тобой пошли? Тогда предложи цель
попритягательнее этого самого "процветания".
Диктатура - грубый, неприятный, небезвредный, но иногда (слава
Богу, не так уж часто) необходимый инструмент выхода из
сложнейших исторических кризисов. Пропагандировать и тем более
воспевать диктатуру нельзя. Но если уж в особо тяжкой ситуации
допустить ее возможность, то надо это делать с полной мерой
ответственности. Без всякой "игры с огнем". С оглядкой. Тщательно
осмыслив суть этого страшного механизма.
Как сам я эту суть понимаю?
Диктатура - это способ реализации политики. И только политики!
Нельзя пришивать к ней экономические, юридические и прочие
заплаты. Это слишком серьезно - пытаться превратить френч
диктатора в шутовской кафтан ярмарочного зазывалы.
Эффективность диктатуры - в возможности предельной мобилизации
всех общественных (далеко не только экономических) ресурсов в
условиях дефицита этих ресурсов и невозможности привлечь ресурсы
другими способами.
В основе диктатуры - образ цели, убедительный и притягательный
для тех весьма широких социальных слоев, которые иногда называют
"активом общества". Внедряет этот образ в общественное сознание
крупная социальная группа, класс. Для этого внедрения группа
(класс) как раз и строит партию диктатуры.
Диктатура работает только через цель, сплачивающую партию
диктатуры, мобилизующую общество, соединяющую общество с партией,
носителем диктатуры. Так появляется единство идеологии и
организационных структур, отправная точка и обязательное условие
успешного достижения целей диктаторским способом.
Лично я диктатуру ненавижу. Ненавижу за несвободу. Ненавижу за
почти неизбежное насилие. Ненавижу за процветающие на ее почве
доносительство, пресмыкательство, страх и т.п.
При этом я считаю диктатуру допустимой лишь в единственном
случае - только для спасения страны, только как антитезу гибели
народа! Но и тогда необходимы оговорки и осмотрительность,
безусловная готовность демонтировать этот жестокий механизм при
малейшей возможности, в самом начале выхода страны из тупика,
пусть даже при этом дальнейшие темпы выхода из тупика снизятся.
К тем же, кто восторгается диктатурой, считает ее вершиной
организации общества, я отношусь крайне негативно. И твердо знаю,
что подобных типов нельзя подпускать к диктаторству на пушечный
выстрел. Ничего не создадут, ничего не решат, пустят в распыл
последнее.
Диктатура - лишь инструмент, не более того. И если его
начинают применять грязные люди с грязными целями, то из
страшного инструмента спасения он может превратиться в способ
уничтожения. Так, скальпель хирурга в руках бандита становится
орудием убийства, а горькое лекарство, данное не в тех
количествах и не по той рецептуре, превращается в яд.
Спросят - как же может возникнуть такая диктатура гибели? А
представьте, что диктатором России стал Збигнев Бжезинский,
который всегда хотел распада нашей страны и публично строил
модели такого распада. Чем станет его диктатура?
Главное - чьи цели проводит данная диктатура: своего общества,
своей элиты, своего лидирующего класса или же цели врагов страны.
Стоит внимательно присмотреться к работам ряда западных историков
типа Петера Швейцера с его книгой "Победа" о роли тайной
стратегии администрации США в распаде СССР, к многочисленным
диктатурам, проводящим явно или скрыто колониальные цели
(латиноамериканским, африканским, азиатским). Диктатура гибели,
увы, не вымысел, это реальная опасность для ослабленных
растерянных стран. А мы сегодня, к сожалению, находимся как раз в
подобном состоянии.
И тут я снова возвращаюсь к 17 августа 1998 года. Не в
девальвации и в дефолте главное! Рухнула не только финансовая
система, но и тот образ цели, что был становым хребтом,
фундаментом предшествующей эпохи.
Можно ли назвать эту цель "идеалом российского либерализма"? С
определенными натяжками - да. Хотя создатели идеала, конечно,
переусердствовали в отрицании предшествующих периодов российской
истории, бездумном заимствовании чужого опыта, проповеди
индивидуализма, придании материальному преуспеванию
всеобъемлющего значения.
Однако тот образ цели нес в себе и огромную положительную
энергию, став мотором необходимых общественных преобразований. Он
был и остается стержнем стратегии президента России Бориса
Ельцина, который в сложнейшей ситуации удерживает власть в
течение восьми лет тяжелейшего переходного периода. Он дважды
побеждал на выборах, приводя в действие именно этот тип энергии,
взывая именно к такому образу. Стоит вспомнить хотя бы приезды
Ельцина в промышленные города 1990-1991 годах, когда машину с ним
буквально несли на руках. Какая энергия так вознесла его тогда на
гребень, так поддержала? Конечно же, энергия такого образа целей.
И вот вместе с финансами все это рухнуло, что было подлинной
(и именно политической!) катастрофой. Не осмыслив ее до конца, не
противопоставив ей новую сосредоточенную политическую энергию, мы
не спасем страну.
Именно такое понимание случившегося побудило меня в то время к
первому выступлению в печати по принципиальным вопросам, то есть
фактически к политической деятельности. Напугал же меня тогда,
признаюсь, даже не масштаб кризиса, а масштаб растерянности
нашего капиталистического сословия, степень нашей коллективной
неадекватности к новым историческим вызовам.
Эта неадекватность рождала два типа контрпродуктивного
реагирования. Во-первых, просто панику с готовностью бежать из
страны и вывозить из нее капиталы (тогда я заявил, что капиталы
ввожу и буду ввозить в Россию). Во- вторых, какие-то дикие
рецепты антикризисных мер в духе той самой диктатуры гибели. Это
можно понять: крах целей требует какого-то восполнения, а под
рукой - ничего, кроме уже привычных лозунгов. И вот в ответ на
либеральный крах мы видим либеральную судорогу, способную лишь
завершить катастрофу.
В августе 1998 года такой судорогой была предложенная стране и
имевшая шансы на воплощение реформа аргентинского экономиста
Кавальо, латиноамериканско-колониальный вариант
ультрамонетаризма. Вариант со всеми чертами управляемой
деградации, социального геноцида, государственного подрыва. Тогда
беду удалось предотвратить, но глубина краха не была осознана.
Политика общественного спасения, не побоюсь этих жестких слов,
была подменена политикой межгрупповой борьбы.
Мобилизации не произошло, общественный консенсус не был
выработан. И огромная ответственность за это лежит на действиях
непримиримых по отношению друг к другу российских идеологических
групп.
Маневры этих групп, при всем различии их идейной
направленности, лишь продлевают этакий "пикник на обломках".
Ничего опаснее сегодня нет. Чем в большей степени мы дорожим
фундаментальными ценностями того, что стало обломками, тем резче,
активнее, системнее должны менять весь стратегический курс. Не
тип реформ, а именно курс. Примочками реформизма то, что
случилось, лечить бессмысленно! Очевидно же, что случившееся
порождено сочетанием либерального "экономоцентризма" с
ультрамонетарными инструментами, на которые наложились уже
описанные выше издержки российской доморощенной и искаженной
либеральной идеологии. Той идеологии, которая в ее серьезном,
полном, неискаженном объеме вовсе не представляется мне, как это
утверждают многие ура- патриоты, совершенно чуждой менталитету
наших народов.
Российский либерализм получил страшный удар и подлежит
глубоким стратегическим коррективам. В подобной ситуации
нагнетать его худшие черты под видом неолиберализма, педалировать
в нем антисоциальность и антигосударственность - значит
закладывать мину под интересы всего капиталистического сословия
России, под все основы нашего бытия. Именно под таким углом
зрения я оценил тогдашнюю судорогу "диктатуры гибели" под маской
ультралиберализма и ультрамонетаризма в духе Кавальо.
Сам не отдавая себе отчета в том, как те мои оценки
"запрограммируют" дальнейшие конфликты и противостояния, я назвал
свою первую статью "Крысы и капитаны". Тогда это название мною
понималось достаточно однозначно: есть те, кто бежит с капиталами
из страны, и те, кто принимает исторический вызов. Теперь я
понимаю, что крысы, оставаясь на борту корабля, могут добивать
судно, грызя его днище своими острыми неолиберальными зубками.
План Бжезинского -Дерипаски.
Прошло чуть меньше года со времени памятной всем августовской
беды. Этот немалый срок не стал для России "моментом истины".
Время упущенных возможностей, мелких распрей, бессмысленного
"пикника на обломках". Машина такого проедаемого времени
беспощадно вовлекает нас в новые бедствия, аналогичные августу
1998 года.
Растерянно принять нечто подобное как "новое стихийное
бедствие" мы просто не имеем права. Нужно быть готовыми дать
отпор беде, мобилизовав на этот отпор общество и страну,
поскольку не сидят, сложа руки, те, кто хочет добить корабль с
помощью уже поименованной мною "диктатуры гибели".
Именно такая идея вброшена под именем Олега Дерипаски в его
"Диктатуре экономики". Как и с кем он зачал этого монстра - не
главное. Хотя, согласитесь, диктатура гибели должна, чтобы быть
успешной, рекламироваться не прямо, скажем, господином
Бжезинским, а как бы от его имени и по его поручению молодым
российским промышленником. Более того - лидером российских
промышленных групп. В публикации Дерипаски я с недоумением и
отвращением зафиксировал именно полный список черт классической
диктатуры гибели. Перечислю их.




07-07-1999, Труд